Зато следовавший сразу за ним в череде выживших братьев и сестер был настоящим его антиподом. Фридрих не был хорошим учеником. Для него следить за ходом чужой мысли вплоть до ее логического завершения было сложной задачей, зато он с детства отличался наблюдательностью и умел сочетать свои наблюдения друг с другом, прекрасно ощущая их взаимосвязь. Для того чтобы понять чужую мысль или идею, ему надо было сконцентрироваться на ней, хорошо ее представить, по крайней мере – задуматься. Такое стационарное, независимое мышление не повлияло на его характер, отличавшийся живым воображением, поэтому решения его всегда были яркими и нестандартными. Фриц был прирожденным изобретателем в том смысле, что изобретения ему представлялись первоначально в некоем туманном, неясном образе. Далее он тщательно исследовал свое представление, проверяя идею выполнения основной задачи, после чего либо отвергал его как неправильное или как неосуществимое, либо признавал годным. В последнем случае оно почти всегда поражало своей оригинальностью. Фридрих был плохим дипломатом, ему сложно было обдумывать свои слова, и это часто мешало в делах. Он всегда упорно продолжал идти по прямой, самим им прокладываемой и тщательно продумываемой дороге и благодаря огромной энергии проходил ее до самого конца.
Следующего за ним брата Карла я лично считаю самым правильным из нас. Он всегда был прекрасным, добросовестным учеником, верным товарищем и любящим, нежным братом. Его проницательность и живой, всесторонне развитый ум, помноженные на техническую подкованность и прекрасную манеру держаться, делали Карла прекрасным предпринимателем, которому не страшно было доверить руководство самым сложным коммерческим предприятием. Карл был прекрасным связующим звеном между остальными, весьма разными во всех отношениях братьями, во все периоды он пытался объединить нас, и ему это удавалось благодаря неисчерпаемому источнику братской любви, жившему в его сердце.
Для того чтобы встроить в это братское описание и свою персону, скажу, что мне присущи все плохие и хорошие черты трех вышеописанных братьев. Но благодаря особенностям моей жизни многие из них, по крайней мере внешне, почти полностью стерлись или смягчились. Главным моим стремлением во все времена было добросовестное исполнение своего долга и деятельность на пользу общества. И хотя людская признательность была мне всегда приятна, я работал отнюдь не ради нее и всегда чувствовал себя неловко, становясь объектом оваций. Не исключено, конечно, что мои постоянные усилия, направленные на то, чтобы «быть, а не казаться», и предоставление права другим открывать перед человечеством мои заслуги были лишь изощренной формой тщеславия. В любом случае я всеми силами буду стараться, чтобы оно не проникло на страницы этой книги.
