Много времени спустя я заговорил с отцом на эту тему. Это была одна из наших последних бесед, однако, едва лишь я упомянул о тех днях, между нами вновь возникло прежнее чувство неловкости.
— Вы помните, как изображали медведя? — спросил я.
— Да, да. Мы неплохо забавлялись в те годы!
— Ну, положим, медведь-то из вас, получался никудышный, — сказал я и с любопытством отметил, что отец все еще чувствительно относится к своей «медвежьей» репутации.
— А ведь я старался, — ответил он, — да еще как. Обдумывал, готовился… Нет, я не согласен — медведь из меня получался хоть куда!
Отец замолчал, и мне показалось, что на лице у него появилось тоскливое выражение.
— Ты никогда не узнаешь, — снова заговорил он после паузы, — как старались мы с твоей матерью войти в вашу жизнь. Все эти проклятые игры, все эти бумажные колпаки и хлопушки и ваша немецкая гувернантка — все это затеи вашей матери. Я же всегда терпеть не мог немцев.
По правде говоря, я никогда не задумывался, что представлял наш отец как человек, пока мне не исполнилось девять лет. Как-то перед воскресным обедом меня и Мери нарядили в чистые костюмчики и отправили в сад. Поодаль я видел Патрика — он сидел перед открытой дверью конюшни, где в солнечных лучах сияли колеса кареты; из кухни доносился запах ростбифа.
— Гарри, — обратилась ко мне Мери, — что значит «сукин сын»?
— А ты от кого это слышала? — спросил я. Что значили эти слова — я не знал, но мне нравилось, как они звучали.
— От Патрика, — ответила Мери. Тут гувернантка по-немецки позвала нас обедать.
Стол бы накрыт новой белой скатертью, в центре стояла серебряная ваза с розами. С одного конца сидела мать, стройная и красивая.
— Входите же! — приветливо сказала она. — Поскорее, дети! — Хью придвинул Мери стул и помог ей справиться с салфеткой. Я тоже сел и заткнул уголок салфетки за широкий отложной воротничок.
— Ну-с, так, — сказал отец. — Чем же вы оба занимались? В воскресной школе были?
Он хорошо знал, что мы были в воскресной школе, как знали и мы, что они с матерью ходили в церковь, ибо на нем был сюртук и галстук жемчужного цвета.
— Джон, — обратилась к нему мать, — мы ничего не забыли?
— Что же мы могли забыть, черт возьми? — воскликнул отец.
— Джон, ты же забыл прочитать молитву перед обедом!
— Ах да! О боже, благослови ниспосланные нам дары. Аминь.
— Дети, вы видели сегодня утром росу на поляне? — спросила мать. — Она блестела, как бриллианты, но ее капельки красивее любого бриллианта. Кто-нибудь из вас знает, как образуется роса?
