Я родился в нашем старинном загородном поместье Уэствуд неподалеку от Бруклина, и в детстве большую часть лета проводил здесь, если не считать времени между серединой июля и серединой августа, когда меня и сестру Мери упаковывали и отправляли под надзором няни или гувернантки в штат Мэн. Вокруг Уэствуда, на площади в шестьдесят акров, раскинулись поля и леса, приобретенные когда-то нашим дедом. Через дорогу, там, где начиналась подъездная аллея к нашему дому, почти в таком же большом имении жила моя двоюродная бабушка Фредерика Ноулс. Припоминаю, что из окна комнатки, где обычно ужинали я, Мери и гувернантка, мы часто замечали фазанов на дальнем конце поляны, на опушке леса, и раза два даже видели оленя.
Всего лишь несколько дней назад, когда мне нужно было отвезти Глэдис в гости по случаю чьего-то дня рождения, я обнаружил, что проезжаю мимо парадного въезда в наше бывшее имение. Повинуясь внезапному желанию бросить взгляд на старые места, я свернул в подъездную аллею. Странное чувство испытывал я в ту минуту: меня неудержимо влекло к родным пенатам, как это, судя по рассказам, бывает с призраками, и однако я почти не узнавал знакомых мест. Высокие гранитные столбы ворот по-прежнему стояли на месте, как и огромные вязы. Ураганы сокрушили много буков и несколько громадных белых сосен, а уцелевшие были безжалостно вырублены, чтобы освободить место для домов с участками. Сами дома, расположенные среди маленьких садиков в так называемом Уэствуд-парке, были построены из кирпича и дерева в стиле колониальной архитектуры[6] и очень напоминали картинки в журналах, рекламирующих асбестовые крыши, южные кипарисы и свинцовые белила. Наш дом из бурого камня, с мансардой, крытой шифером, и с готическим портиком исчез (нелегко было, видимо, его ломать!), как и конюшня, сад и его террасы. Уцелел только домик дворника у ворот, и во дворе около него играли девочка и мальчик, которые вполне могли бы быть Мери и мной.
— Папа, — обратилась ко мне Глэдис, — а здесь вместе с тобой жили и другие люди?
— Нет.
— А почему мы не живем здесь сейчас?
— Потому, что у нас нет денег содержать такой дом.
— Но ведь у твоего отца были деньги, раз он жил тут. Что же произошло с ними?
— Теперь денег вообще стало меньше, чем раньше.
— Куда же они делись?
— Не знаю.
Я остановил машину и мысленно заглянул в тот, другой мир, признаваясь самому себе, что никогда не смогу объяснить его Глэдис.
«Когда-нибудь, — припомнились мне слова матери, — ты будешь очень богат, Гарри», В моей памяти всплыл некогда слышанный разговор о «потерянном поколении», и я понял, что я вместе со своими современниками как раз и принадлежу к нему и что жизнь, которой мы привыкли жить, ушла, каш ушел Уэствуд. Потом я подумал, не приучаем ли мы наших детей к такому же образу жизни, какой вели некогда сами. Быть может, такова уж судьба всех детей — воспитываться в идеалистическом, тепличном мирке? Разница с прошлым состоит лишь в том, что сейчас школы отнимают у нас детей и пичкают их разными нелепыми сведениями о быте эскимосов. Результат такого воспитания, видимо, тот же, что и в наши школьные годы.
