— Откуда они взяли столько денег? — спрашиваю я у одной из девочек.
— Они знаешь какие богатые! У нее отец полковник.
— Кино, кино привезли! — кричат в палате.
Мне разрешают выйти из бокса. Мы все усаживаемся на двух кроватях, только Ира остается лежать. Ей уже лучше, иногда она разговаривает с нами, но еще не встает. Дядя с усами устанавливает какой-то аппарат. Свет выключают, и на стене появляется картина. Только что ничего не было, и вдруг — целая картина! Люди на картине начинают двигаться, совсем как живые.
— Красная площадь! — кричат большие ребята. — Красная площадь! Немцы! Смотрите, немцы! Флаги свои складывают!
Потом снова включают свет, и стена снова становится обыкновенной белой стеной.
— А мы на Красной площади были! А мы парад видели!
Все прыгают и скачут. Коля — он самый старший в палате, ему тринадцать лет, — перепрыгивает через кровать соседа.
— Ну, разбойники! Ну, разбойники! Вот сейчас ноги свяжу и укол сделаю! — обещает нянечка.
Но никто ее не боится. Все знают, что она ничего не сделает.
В боксе очень скучно лежать. Особенно когда сестра закрывает дверь. Тогда я даже не слышу, о чем говорят в палате.
Я лежу и смотрю в окошко. Вдруг кто-то стучит в стекло. Я приподымаюсь на постели. Это бабушка. Она такая маленькая, что ее почти не видно.
— Внученька! Открой! Открой раму! — кричит она.
Я оглядываюсь — нет ли поблизости няни или сестры — и открываю.
— Вот! Это тебе! — Бабушка протягивает мне деревянного медведя.
Медведь очень хороший — если его дергать за ниточку, у него двигаются руки и ноги. Но я ни за что не возьму его. Я знаю, что из больницы игрушки не отдают обратно, потому что они становятся заразные. Я не хочу, чтобы мой медведь остался в больнице насовсем.
— Спрячь, — говорю я бабушке, — и никому не показывай. А то заберут!
— Что ты, внученька! Как это — заберут? Я его на Инвалидном рынке купила, двадцать пять рублей отдала! Она не знает.
Я понимаю: «она» — это мама.
— Спрячь, — прошу я и начинаю плакать.
— Что ты, внученька? Что ты плачешь?
Как я могу объяснить ей? Мне так хочется поиграть с этим медведем… Но нельзя, нельзя брать его…
— Нельзя, — говорит бабушка, — чтобы ребенок был без игрушек! Она не понимает!
— Я потом буду играть с ним, — обещаю я, — когда вернусь домой. Хорошо?
Кто-то стучит в стекло. Я приподымаюсь и вижу маму.
— Нянечка! — кричу я. — Ко мне пришли!
Все ребята кричат так, когда к ним приходят, а я никогда еще не кричала. Только сегодня решилась наконец крикнуть:
