— Заболел я, Ниночка. Туберкулез, — говорит дядя Таля.
— Как? Какой туберкулез? О чем ты говоришь!
— Да то, что ты слышишь, — чахотка открылась.
— Чахотка?.. Ты же был такой здоровяк! Действительно, сам на себя не похож… Один нос торчит.
— Вот так… Краковяк — здоровяк… Скрутило. И на старушку бывает прорушка. Началось с воспаления легких, а потом… Да что об этом говорить…
— Надо было вылежать, — говорит тетя Аня, — а он летал. По два, по три вылета за сутки. Ну вот — и долетался.
— Но как же?.. Что же теперь? — ужасается мама.
— Теперь не летаю, — говорит дядя Таля. — Преподаю в академии. Теорию.
— Боже мой, боже мой, какое несчастье!.. Ты же совсем молодой… На семь лет младше меня! Как же так? Просто отказываюсь поверить! И если бы еще не война эта проклятая, можно было бы поехать куда-нибудь на курорт, подлечиться…
— Вот именно — если бы не война… Страшное дело, Ниночка, эта война. Кто мог подумать, что она будет такой?
— Да, — соглашается мама. — Ты помнишь? Говорили: шапками закидаем!..
— Закидали бы, да шапок не стало. Шить разучились, видно… А я иногда думаю — может, оно и лучше, что заболел? Может, это мне как подарок?
— Какой подарок? Что ты несешь, ей-богу, — несусветицу какую-то… — сердится мама.
— Почему — несусветицу? Ты бы видела, скольких ребят каждый день не досчитываемся… Из тех, с кем начинали войну, десятой части не осталось… Теперь, можно сказать, одни курсанты летают… А я хоть и кашляю, да живой…
— Боже мой, боже мой, что ты говоришь — страшно становится… Ты помнишь, как тетя Надя умоляла тебя оставить авиацию? Ты и слушать не хотел!.. И вот вам результат… Ах!.. Ужасно! К чему все эти награды и все это жалованье! В сравнении с потерянным здоровьем это все гроша ломаного не стоит. Ведь можно было найти какую-нибудь спокойную должность…
— Сейчас он уже ничего, — говорит тетя Аня, — ты бы поглядела на него полгода назад!
— Я ведь как чувствовала! Фрондерство, молодечество!.. Пилот! Кому это было нужно? И ради чего, спрашивается?
— Чего уж там! — говорит тетя Аня. — О пролитом молоке плакать…
— Что ни день, то новая беда!.. — стонет мама. — Не знаешь уже, чего ждать… Боишься утром глаза открыть. Все отнято, все погублено. Вся жизнь псу под хвост… А ты еще загнал себя в эту чертову авиацию! Для чего, я спрашиваю? Во имя каких идеалов, каких высоких материй? Глупость, глупость!..
— Что делать, Ниночка? Вчерашний день не воротишь. Расскажи лучше о себе.
— Что ж рассказывать? Ах… — Мама вздыхает и принимается вспоминать про шестнадцатое октября и про Красноуфимск.
