— Да, — говорю я.
— Куда перевели? — интересуется папа.
— В другой класс. Сперва я была в «з», а потом меня перевели в «д».
— Не сперва, а сначала, — поправляет мама. — Боже мой, два дня походила в эту проклятую школу и уже выражается как деревенская девка!
— Нинусенька, зачем ты говоришь такие вещи? — хмурится папа.
— Какие вещи? А что я, по-твоему, должна говорить?
— Зачем настраивать ребенка против школы, в которой ему предстоит учиться?
— Нет, я должна взирать равнодушно, как она превращается в тупую косноязычную скотину! Вот, чем болтать чепуху, разотри лучше желтки.
— У тебя, Нинусенька, странная любовь к преувеличениям, — замечает папа, принимая от мамы кружку с желтками. — Чем нападать на ребенка, ты бы лучше прислушалась, как разговаривает твоя собственная мать.
— С какой стати я должна прислушиваться! И вообще — оставь в покое мою мать! Она жила в западных губерниях.
— Я говору на четырех языках, — сообщает бабушка.
— Совершенно верно — одновременно, — соглашается папа, вздыхает и выпячивает губы.
— Когда императрица-мать была в Вильно, я объяснялась с ней по-французски, — хвастается бабушка.
— Не мели ерунду! — сердится мама. — Можно подумать, что у императрицы не было других забот, как объясняться с тобой по-французски!
— Ты не помнишь, Ниноленьки.
— Я прекрасно помню! С извозчиками ты объяснялась, а не с императрицей! Не было такого извозчика, на котором бы ты проехала и не изругалась вдрызг. С молодости отличалась исключительно склочным характером. Я еще помню, как ты бежала с Лукишек. — Мама усмехается и начинает быстрее болтать свой лосьон в миске.
— Я не бежала. Я обронила одну вещь.
— О да! И еще какую! Всегда была тощая, как селедка, и, чтобы сделать себе фигуру, подкладывала на зад ватную подушку.
— Это такая мода была!
— Еще бы!.. Пошла на рынок и потеряла эту самую подушку.
— Стала бы я ходить на рынок! У меня кухарка была, — спорит бабушка.
— Не знаю. Я помню, что это случилось возле Лукишек.
— Я шла в магазин мадам Дювалье.
— Не берусь утверждать, к какой мадам ты шла, но нашлепку свою ты потеряла возле рынка. А кто-то из извозчиков приметил и стал орать на всю улицу: «Барыня-Иголка, жопу потеряла!»
— Н-да… — вздыхает папа. — Чрезвычайно изысканное выражение.
— Я рассказываю, как было, — объясняет мама. — Извозчики между собой так ее называли — Барыня-Иголка. Она бежит как угорелая, тянет меня за руку, а все виленские извозчики едут за нами и улюлюкают: «Барыня-Иголка! Жопу потеряла!»
