— Чем она так замечательна, что ее нужно оставить?
— Это подарок фрау Эльзы. Она сама сшила для нее платье.
— Какая еще фрау Эльза?
— Моя квартирная хозяйка, — объясняет папа. — Старушка. Она всегда удивлялась тому, что я умею говорить не только по-немецки, но и по-русски. Это было выше ее понимания. Она говорила: «Такой трудный язык!»
— Да, надо еще посмотреть на эту фрау Эльзу… — бурчит мама.
Папа ушел куда-то. Мы уже ложимся спать, а его все нет.
Мама храпит во сне.
— Храпит, — говорит бабушка. — Как Надя. Господи, дай, чтобы у Наины руки-ноги переломались! Чтоб ее холера забрала! На кухню не дает выйти, мерзавка! А Герка из пятого подъезда попал мне утром мячом в голову… И вши заели…
Она еще что-то бормочет, долго ворочается на своем сундуке, потом слазит с него и пробирается к окну. За батареей парового отопления мама держит бутылку с керосином. Бабушка вытаскивает бутылку и поливает керосином голову.
— Совсем заели…
Она ставит бутылку на место, направляется обратно к сундуку, натыкается в темноте на стул, стул с грохотом падает. Просыпается мама.
— Ой! Боже мой? Куда тебя черт носит? Что за наказание! С таким трудом засыпаешь!..
Бабушка не отвечает, только кряхтит.
— Опять керосином воняет! Я тебе запретила дотрагиваться до бутылки с керосином!
— Что делать, Ниноленьки, когда вши заели…
— Что ты выдумываешь! Тебе врач сказал: никаких вшей у тебя нет. Это нервное.
— Какое же, Ниноленьки, нервное, когда чешется!
— Что с идиоткой говорить! Тысячу раз просишь: дайте хоть поспать спокойно, так нет — каждый день какие-нибудь выдумки! Теперь до утра не засну… Боже, что за мука!..
— Живой человек не может от вшей спастись… — плачет бабушка.
Скоро опять раздается мамин храп.
Я засыпаю. Меня будит мамин голос:
— Светлана! Зажги свет!
Я вскакиваю, поворачиваю выключатель. Папа стоит, вцепившись руками в дверь, и качается вместе с ней. Лицо у него совсем белое, а язык все время высовывается, как будто он хочет облизать губы и не может. Что с ним? Ему плохо? Он заболел? Я пытаюсь помочь ему добраться до кровати. Мне страшно, я вся дрожу.
— Убери, убери его отсюда! — говорит мама. — Нализался, как свинья! Начинается!..
Отец цепляется за стену и наконец падает на мой топчан.
— Что же ты стоишь? — спрашивает мама. — Помоги раздеться дорогому папочке.
Я стаскиваю у него с одной руки пиджак, но больше не могу ничего сделать. Тогда я снимаю с него ботинки и носки. Я хочу уложить его ноги на постель, но они, как налитые, соскальзывают вниз. Наконец мне удается немного подвинуть его и уложить так, чтобы ноги не падали. Я ложусь с краю на мамину кровать и притворяюсь, что сплю.
