— Какое достоинство! И как это удалось нарисовать!..
— Что ж, были прекрасные художники. А умение держаться воспитывалось с детства. Это нынешние все кривобокие и косолапые, не знают ни встать, ни сесть. Чумички. В прежние времена порядочную женщину можно было отличить по одному жесту, по одному взгляду. Она вообще была исключительно интересным человеком. Так тонко все описывает: и свою молодость, и отношения с любимым человеком. Никакого тебе ханжества, никакого кривляния. Удивительно правдиво и в то же время деликатно.
— Хороша деликатность! — кряхтит бабушка. — У мужа под носом шашни развела!
— Чья бы корова мычала, а твоя бы помолчала! Сама привела к нам в дом этого идиота Жоржа.
— Я не привела! Я через Святейший Синод разводилась. А после в церкви венчалась!
— Какая разница!
— Ого!
— Ты через Святейший Синод разводилась и, между прочим, на всю жизнь с отцом рассорилась, а она — в отличие от тебя — и с мужем сумела сохранить прекрасные отношения.
— Мужу рога наставила и с нехристем путалась! — не уступает бабушка.
— Почему с нехристем? — удивляется тетя Тамара.
— Он был сын управляющего, еврея. Но какое это имеет значение? Он получил прекрасное образование. Где-то за границей, в Германии кажется.
— Ниночка, как я тебе завидую, что ты можешь все это прочесть!
— Что ты имеешь в виду?
— Ну вот — дневники ее, записи.
— А, да…
— А мы уже ничего не понимаем.
— Ну почему? Тетя Надя говорит по-польски.
— Говорит немного, но не читает. А ведь они были чистокровные польки — и наша бабушка, и ее мать.
— Еще бы! Кстати, там большая часть написана по-французски, — вспоминает мама.
— Грех! — изрекает бабушка. — Будет гореть в геенне огненной!
— Что грех? Что — грех?
— При живом муже путаться с любовником!
— Помолчи, пожалуйста. Только твоих дурацких сентенций не хватало.
— Нехристь и младше ее! Зарился на богатство, а остался с носом!
— Какое богатство? Что ты выдумываешь! Он же не собирался на ней жениться.
— Вот Бог и наказал!
— Тебя он тоже наказал — несмотря на твой Святейший Синод.
— Меня — другое дело.
— Не другое, а то же самое. И вообще, надоело все это слушать! Не желаю с тобой разговаривать. Между прочим, Тамарочка, ты бы там в Сибири могла, верно, отыскать каких-нибудь наших родственников. Поскольку фамилия известна…
— Что ты, Ниночка! Кого там искать! Каким образом? От нашего Кривошеина до Томска двести верст.
— Наверняка кто-нибудь остался. Они тогда, в шестьдесят третьем году, когда их выслали, увезли с собой — точно не помню — не то троих, не то четверых детей. Только старшей дочери разрешено было остаться — поскольку ей уже исполнилось шестнадцать. При условии, что выйдет замуж. Лучше ей было, конечно, ехать со всей семьей в Сибирь, чем связать свою жизнь с этим идиотом и самодуром.
