– Я отвернусь, – мягко проговорил он, выпутал одну ее руку из тряпок и поднял на ноги.
– Что-то ты уж очень благородный, – подозрительно пробормотала она, хотя икота подпортила укоризненный эффект.
Вместо того чтобы божиться в своих благих намерениях, Джозеф вручил ей покрывало и повернулся спиной.
– Раздевайся и завернись в это.
Несмотря на изнеможение, Сидони уставилась на его тело. Его с успехом можно было бы назвать голым. Шелковые брюки облепляли тугие ягодицы и обрисовывали мощные бедра и икры. Он был таким сильным и живым, что даже сам воздух вокруг него пел. Она горячо желала ненавидеть его, хотя бы для того, чтобы вытеснить стыд, сгущающийся у нее в животе, но это было невозможно. Он так любезно нес ее под дождем, и сейчас его забота наполняла ее теплом. Поежившись, Сидони подогнула пальцы ног, потерев их о толстый турецкий ковер, дабы восстановить циркуляцию крови.
Одежда ее пребывала в таком состоянии, что достаточно было всего нескольких движений, чтобы та упала на пол. Накинув на плечи покрывало, Сидони бросила на Джозефа настороженный взгляд, но он не смотрел на нее.
Тогда она догадалась взглянуть мимо него в зеркало. И хотела было обозвать лжецом, но увидела в зеркале отражение его лица. Несмотря на озноб, несмотря на стремление сохранить остатки скромности, Сидони разжала руки – покрывало выскользнуло из заледеневших пальцев.
Глаза Джозефа были крепко зажмурены, а лицо искажено, словно от невыносимой боли.
Конечно, он, должно быть, умирает от холода, и все же тут что-то… другое. Эта боль рождена чем-то более серьезным, чем простое недомогание. Он выглядит так, словно все его самые сокровенные надежды обратились в прах.
Непроизвольный порыв утешить его застрял в горле. Сидони протянула к нему руку, но тут же закусила губу и сказала себе: это нелепо. То, что она сама не своя после сегодняшних событий, не означает, что он чувствует то же самое. У нее просто разыгралось воображение. И все же, вглядываясь в его резкие, искаженные черты, она не могла не думать, что этому мужчине нужна поддержка, нежность… любовь.
Любовь?..
Это слово вырвало ее из оцепенения. Она торопливо укутала в покрывало свое дрожащее тело.
– Можешь повернуться, – нахмурившись, проговорила Сидони.
Когда Джозеф повернулся, маска была на его лице. Добрая, заботливая маска, которую он надел, когда принес ее в дом.
– Бога ради, Сидони, сядь. – В голосе его слышалась смертельная усталость. – Не то ты свалишься с ног.
