– У тебя были причины, – прошептала она, но он как будто не слышал.
– Хоть мой отец и был богат, я жаждал скопить такое состояние, которое стерло бы пятно незаконнорожденности и скандала. Позже я обнаружил, что никаким деньгам это не под силу. Но тогда я был молод и все еще надеялся, что если не могу завоевать уважение как наследник лорда Холбрука, то завоюю его как человек, который при помощи богатства держит судьбу народов в своих руках. Я хотел быть таким богатым, чтобы мир больше никогда не причинил мне боли.
Сидони молчала. Признание, что он бросал вызов судьбе, не удивило ее. Он борец. Она восхищалась этим, но хорошо понимала, что он сейчас не в том настроении, чтобы принять похвалу.
Выходило, что он получил свои шрамы еще до наступления полного совершеннолетия. Ей было любопытно узнать об этом, но она не решалась задавать ему вопросы. Если она сейчас прервет Меррика, то никогда не узнает о его прошлом.
– Меня не слишком волновало, куда я вкладываю деньги и где мои предприятия находят рынки.
– Ты нарушил закон? – не удержалась Сидони.
Он покачал головой:
– Нет, у меня хватило ума оставаться в рамках закона, но я нарушил тысячи законов морали.
– Каким образом?
Он пожал плечами:
– Многими способами. Для примера скажу, что я помогал туркам в усилении их тирании. У них было золото, а у меня – оружие. Если б я не знал о последствиях, это был бы брак, заключенный на небесах. Однако я хорошо представлял себе последствия – это был дьявольский союз.
Наживаться на ужасах войны! Можно себе представить, каким тяжким грузом это лежит у него на сердце.
– И что же заставило тебя остановиться? – А она нисколько не сомневалась, что он остановился.
– После смерти отца я вернулся в Грецию и своими глазами увидел, как использовалось мое оружие. Когда я приехал в деревню, где впервые попробовал баклаву, меня встретили лишь духи. Один греческий патриот нашел убежище от властей, а местные санджакбеи в отместку казнили всех мужчин, женщин и детей.
Какой кошмар! Сидони не стала говорить, что Джозеф лично не виноват в том кровопролитии – он не мог знать, что именно его военные материалы нанесут такой урон. Это было бы бесполезно.
– Полагаю, ты постарался возместить ущерб?
Он устремил невидящий взгляд на бурное море, полностью погрузившись в свои болезненные воспоминания.
– Ты все еще пытаешься увидеть во мне лучшего человека, чем я есть.
В какой-то момент его признания Сидони взяла его за руку, а когда попыталась убрать руку, он стиснул ее пальцы с твердостью, противоречащей внешнему спокойствию. Тон его оставался холодным и отстраненным.
