Но ей это все равно не удается.
Она пытается вести себя так, словно все то, что вытворяет отец, ее ничуть не удивляет, что она прекрасно его знает. Более того, мама притворяется, будто ничего другого и не ожидала от человека, который провел с ней в браке большую половину своей жизни. Но это не так.
Его новая жизнь в чужой части города находится за пределами ее воображения. Она не понимает, как он оказался там, почему все так произошло. Она не догадывается, когда и почему начала расти эта страшная брешь в ее жизни.
Когда мама вешает трубку, она улыбается. Это своеобразная форма самозащиты. Ее улыбка крепка и надежна, как бронежилет.
Мы решаем поужинать с мамой в «Шанхайском драконе».
Этот вечер становится необычным для нас обоих. Если не считать летних каникул во времена моего детства, когда мы семьей отдыхали на условиях полупансиона у моря, на юге Англии, а также туристических столовых в Греции и Испании в более поздние годы, мы не слишком часто посещали рестораны вместе. И вот что удивительно: женщина, которая с удовольствием кормит ежедневно тысячу бездельников в течение всего учебного года, предпочитает, как она сама говорит, «свою собственную стряпню в своем собственном доме».
Но когда отец нас бросил, мама стала есть очень мало, и это меня пугает. Она и раньше была стройной. Мой отец в свою бытность журналистом прибавлял ежегодно в талии дюйм за дюймом, а также не менее фунта в весе, что считалось своеобразной нормой. А мама сейчас становится какой-то костлявой. Взгляд у нее пустой и блуждающий, и это тоже страшит меня. Я знаю, частично это можно отнести на счет бессонных ночей. Когда я ворочаюсь в кровати от собственного одиночества, то слышу, как мама бродит по дому, не находя себе покоя. И еще ее угнетает то, что больше не нужно готовить семейных обедов и ужинов, потому что самой семьи как таковой уже не существует.
Мы приближаемся к «Шанхайскому дракону» и заходим внутрь. Я вдруг замечаю, что мама выглядит счастливой.
— Здесь очень мило, дорогой мой, — произносит она, искренне восхищаясь уродливо деформированным корнем женьшеня, плавающим в прозрачном сосуде. Мне он напоминает результат какого-то безумного научного эксперимента. Теперь я замечаю, что по всем уголкам ресторана стоят такие же сосуды. — Нет, правда, тут очень уютно и комфортно.
Из кухни выходит Джойс. Она смотрит на мою маму, любующуюся женьшенем.
— Нравится?
— Прелесть!
— Вы знаете, что это?
Мама прищуривается:
