– Я очень слаба, мой милый, – сказала она мне, – мне кажется, это смерть.
Я был так потрясен последними днями, что эти слова не ужаснули меня. Только слезы полились из моих глаз. Я прикоснулся губами к ее руке.
Не лишения, не трудности пути губили Сеату. Зной также не был силен, так как воздух был полон водяными парами. В полдень мне удалось поймать орла, спасшегося от потопа, но теперь упавшего в воду. На время мы были спасены от голодной смерти, могли даже утолить жажду его свежей кровью. Но Сеата не хотела ни пить, ни есть. Внутренняя скорбь убивала ее. Днем я продолжал грести, придерживаясь того направления, которое я дал лодке с вечера, но далеко не был убежден, что мы плывем верно. Разве можно было определить направление в этом океане без берегов? Вода перестала прибывать. Волнение утихло. Сквозь прояснившуюся воду мне было видно дно – поверхность каменистой пустыни. Глубина нового моря была всего аршина полтора. Я мог достать веслом до солончака. Весь день Сеата лежала как в забытьи. Несколько раз я смачивал ей губы кровью убитой птицы, но, приходя в себя, она не хотела пить. К вечеру она совсем очнулась и позвала меня:
– Мой милый! Мой дорогой! Нам осталось немного говорить с тобой. Я умираю.
– Сеата! Полно! – в тоске сказал я. – Зачем же умирать? Разве ты не хочешь увидеть мою землю, моих братьев?
– Полно, друг! Это несбыточная мечта. Я и не могла бы жить без моей страны, после гибели моего народа. Теперь я сознаюсь тебе во многом, в чем не решалась сознаться и себе. Напрасно мечтала я о других мирах, моя душа все же была прикована к этому. Я очень любила свою страну как родину, как родную землю. Я очень любила тебя. Толе, очень, как мужа. Скажи же мне еще раз, что ты меня любишь, что ты не льстил бывшей чужеземной царевне. Скажи, чтобы я умерла счастливой.
Я припал губами к ее рукам, я шептал ей, что, теряя ее, я теряю больше, чем жизнь.
Она улыбнулась своей обычной тихой улыбкой и сказала:
– Нет, ты не виновен в гибели Горы. То Звезда отомстила лэтеям за рабов, а рабам – за лэтеев. Та же Звезда послала мне тебя. Толе, чтобы я поняла себя, а тебе – меня, твою царевну, твою Сеату, чтобы и ты воскрес к жизни. Помни меня, а я благословляю тебя для жизни.
– Сеата! – с полным отчаянием воскликнул я. – Разве для меня будет жизнь без тебя?! Ради меня, ради души моей, не уходи, будь со мной, останься.
В слезах я целовал ее холодеющие пальцы, она уже не могла говорить, и только тихая улыбка сохранилась на ее побледневших устах. Потом она устремила взор к завечеревшему небу, и душа ее отлетела из мира земли, которым она так тяготилась при жизни.
