Как пел Гаркуша с «Аукционом»:
А я уйду — я стал предателем…
Но на это очень метко ответил Б. Б. Гребенщиков:
Я б давно свернул с тропы,
Да только там страшней чем здесь.
Вот он — верный ответ на наши пустые надежды исчезнуть без следа. Там, за гробом, намного страшней, чем здесь, там — полная невозможность что-либо изменить при полном сознании себя и своей безвозвратной глупости.
Самоубийство — всегда от неверия в Бога. Неверия в высший смысл своей жизни: в необходимость здесь, на земле, трудом и потом преобразовать и подготовить себя к жизни вечной.
Если бы понять, что здесь — лишь дорога, путь к дому, который совсем не здесь. Когда-то мы лишились этого дома, истинного отечества, и теперь жизнь эта дана каждому из нас чтобы вернуться домой к своему Творцу — к Богу.
Отказываясь от жизни, мы отказываемся возвращаться домой. Мы превращаем себя в вечных бомжей, в отказников от радости и счастья — не слишком ли дорогая цена за минутную депрессию и слабость?
Так и хочется воскликнуть вместе с В. Розановым, знаменитым русским публицистом и философом: «Некуда было пойти? Да пошел бы к бедному! Не было цели в жизни? Да помог бы в занятиях неуспевающему мальчику или приискал бы службу лишенному ее! Совершенно очевидно, что стоило бы двум самоубийцам встретиться, чтобы не было ни которого. Один самоубийца «нашел бы смысл в жизни», сплотившись личною жизнью с тем, кто «дошел до самоубийства под гнетом безысходной нужды». Но и для этого требуется желание и воля, а печаль и уныние, соединяясь к жалостью к себе, парализуют волю, жизненные силы человека».
В качестве примера осмелимся предложить печально знаменитое привидение плаксу Миртл из «Гарри Поттера». Для тех, кто не читал: это вечно рыдающее и жалеющее себя привидение девочки обитало в туалете, где когда-то эта девочка покончила жизнь самоубийством из-за того, что «ее никто не понимал». Жестокая шутка автора? А может быть, это скорее достойное воздаяние самоубийце и предупреждение живущим? Строки о плаксе Миртл вызывают смех, но смеемся мы не над девочкой, а над дошедшей до абсурда жалостью к себе, злопамятством и эгоизмом, которые терзают нас. И образ туалетного призрака напоминает нам о собственных обидах на весь мир, которые заслуживают именно такого загробного бытия, как плескание в бачке унитаза. Ведь если мы не хотим предназначенную нам вечность в осмыслении собственной неразумности, значит, нам следует по-другому жить, и не утопать в слезах здесь и сейчас. И привидение самоубийцы, обитающее в туалете, — как мне кажется, лучшее средство удержать людей от такого вот конца, развенчав мнимый подвиг самовольного и всегда позорного бегства с поля жизни.
