После поворота, казавшегося бесконечным, вдали возникла темная полоска. Где-то, в невидимом отсюда месте, дорога входила в густую и дремучую чащу.
— Вот и лес, — глухо проговорил сержант.
— Да, — ответил, не глядя, солдат, и голос его прозвучал совсем равнодушно.
— Еще далеко. Час, а то и два пути.
— Возможно.
— А потом еще два часа до Н. Туда ведь мы их должны отвести. То есть сдать. Потом отправимся обратно.
— Выходит так…
Однако сержант знал, что они не должны доставлять женщин в Н. Письменный приказ, сложенный вчетверо и засунутый за подкладку фуражки, сопровождался другим, который майор Гежа сообщил ему с глазу на глаз. Фира должен был сказать солдату об устном приказе еще пять часов назад, когда они находились в двух километрах от комендатуры. Так гласила инструкция. А выполнить приказ надлежало у входа в лес. Но сержант ничего не сказал Мындруцу. Все не мог улучить для этого подходящей минуты. У этого майора губа не дура, думал Фира, хочет чистеньким остаться. Если ему придется когда-нибудь отвечать даже перед самим господом богом, он и глазом не моргнет. Скажет, что вручил начальнику конвоя сержанту Фире письменный приказ доставить арестованных в десятую дивизию для доследования. Но дорога шла лесом и…
Сержанту хотелось поделиться своими мыслями с Мындруцем, но кто знает, что за птица этот солдат.
— Давай отдохнем немного, — предложил Фира.
— Давай.
Они присели у обочины на сухую траву. Сержант с любопытством и беспокойством взглянул на своего спутника. Мындруц грустно смотрел на женщин, остановившихся шагах в десяти от них. Лицо солдата показалось сержанту еще чернее и морщинистей, чем обычно. Почему он такой пришибленный, устал что ли? — думал Фира. Откуда ему знать, что приказал мне майор Гежа? Он тоже с волнением посмотрел на девушек и махнул им рукой, чтобы садились.
Солдаты отвязали фляги и принялись с жадностью пить.
— Дадим и им по глоточку, — сказал Мындруц, показывая на девушек, мучимых жаждой.
— Не знаю уж как и быть. Устав запрещает.
— А сердце твое что говорит? Может быть, завтра или послезавтра они, бедняги, будут уже на том свете. Тогда замолвят там за нас доброе словечко.
Фира почувствовал, как все его тело сотрясается от неудержимой внутренней дрожи. Он пристально смотрел на Мындруца, но тот уже как будто забыл о нем и внимательно рассматривал свои белые от пыли, непарные, рваные ботинки.
Тогда сержант поднял флягу и подал знак девушкам, чтобы подошли напиться. Арестованные переглянулись, потом, шатаясь, подошли к конвоирам. Сделав несколько глотков, они вернули флягу, поблагодарили и снова присели шагах в десяти от солдат.
