— Вы хотите его признать? — спрашиваю я. — Так в чём же дело?!
— Всё не так просто, — говорит Брион. — Я не знаю, где он… Понимаете, мне кажется, это он убил моего брата!
Я смотрю на Бриона. Весьма любопытная версия.
— Вы говорили об этом Робеспьеру? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает Брион. — Не знаю, следует ли об этом говорить… Лучше не стоит…
— Почему? — удивляюсь я.
— Если его найдут, то повесят за убийство моего брата, а вдруг он невиновен, — рассуждает Брион. — Думаю, Стефани он не тронет. Если бы ему надо было её убить, он бы давно убил… Если ему и нужна смерть, то только моя. Поделом, я её заслужил. Я виновен перед ним.
— Гоните эти мысли! — советую я.
Хотя в этих словах что–то есть.
Я, Антуан Барнав, доволен результатом.
Протест против петиции — отличный предлог для ухода и открытия своего клуба.
С нами покинуло Клуб 303 человека! Мы обосновались в монастыре фельянов.
Место выбрано не случайно. Любой изучавший историю Франции поймёт аллегорию: в XVII веке монахи–фельяны стали единственным монашеским орденом, сохранившим верность слабовольному королю Генриху III, тогда как другие (якобинцы) стали подстрекателями, соучастниками цареубийцы Жака Клемана.
Мы теперь «Общество друзей Конституции, заседающее у фельянов» или просто фельяны!
Я и Дюпор пришли к Ламету, дабы составить послание нашим «друзьям» якобинцам. В этом письме мы излагаем причины нашего ухода. Это очень важный документ, его текст прочтёт вся Франция!
— «Декларация, адресованная якобинцам, оставшимся в старом Клубе»! — произношу я название.
Мои коллеги кивают.
Я начинаю читать черновые наброски:
— Основная причина образования Клуба фельянов — это неподчинение части членов Якобинского общества законной власти, допуск на заседания посторонних лиц, высказывавших самые крайние суждения, не способствовавшие миру, единению и подчинению закону, — я имею в виду Дантона, Бриссо, Демулена и прочих взбесившихся оборванцев. — Поэтому якобинцы не могут больше именовать себя друзьями Конституции».
— Неплохо, — кивает Ламет, — но нужен конкретный пример их непослушания закону!
Он прав.
— Пример рядом, — отвечаю я. — Позиция, которую Робеспьер и его друзья заняли в деле о личности короля. Они поддержали петицию, когда был провозглашён декрет о неприкосновенности королевской особы.
— Да, — согласен Дюпор. — Вина якобинцев состоит в том, что они продолжили обсуждение этого вопроса, когда решение по нему уже было принято Собранием. Вот так лучше сформулировать.
