Я согласен, вписываю эту фразу.
— Более того, их выводы не совпали с выводами законной власти, решившей, что король виновен лишь в глазах общественного мнения, перед законом же должны нести ответственность его советники, — добавляет Ламет.
Тоже подойдёт.
— Переходим к обвинительной части, — говорю я. — Якобинцы виновны в том, что они опротестовали решение законной власти, в силу чего фактически встали на сторону открытых врагов революции.
— В точку! — одобряет Дюпор. — «Враги революции» — это на кого угодно подействует.
Остаётся заключение. Нужно сказать о своей верности закону и революции!
— Вышедшие из Якобинского клуба его члены вновь дают клятву верности закону и нетерпимости к «мятежникам»! — предлагаю я.
— Надо бы сделать шаг к примирению! — советует Ламет. — Может, другие якобинцы последуют нашему примеру! Напишите, что мы знаем, что среди вас ещё остаются наши братья, мы не теряем надежду на наше всеобщее единство.
Хм… тоже верно! Чем больше людей примкнёт к нам, тем лучше.
Мой взгляд падает на картину в гостиной. Я отвожу глаза. Очередное новомодное безвкусное страшилище. «Радость утра» называется. М-да… Я бы прибил табличку «Радость дальтоника».
— Кто художник? — спрашиваю я Ламета.
— Августин Лесот, — отвечает он так, точно его поймали за воровством.
— Модный, наверно, — предполагаю я.
— Да, — кивает Дюпор. — Очень. Надо бы и мне прикупить его картину.
Я просматриваю записи. Теперь нужно переписать в единый текст, отредактировать и в печать!
Берегись, Робеспьер! Что ты ответишь на этот документ!
Я, Макс Робеспьер, взволнован. Собрание издало закон, снимающий вину с короля. Теперь Луи Тупой неприкосновенная особа. Этого следовало ожидать. Для виду законодатели обвинили во всём «похитителей» короля — генерала Буйе и его сообщников, которые уже давно за пределами Франции.
Ко мне подходят Роберы.
— Что вы решили? — спрашивает меня Луиза.
— Забрать петицию из типографии, — говорю я.
— Правильно, — кивает она. — Оговорка о конституционных мерах всё портит! Народ понял, что при таком раскладе монархия сохранится!
Я с изумлением смотрю на неё.
— Вы самоубийцы! — прямо говорю я. — Собрание оправдало короля, издало закон! Петиция без оговорки — смертный приговор тому, кто её подпишет! Всякий подписавший будет мятежником, законопреступником!
Луиза погружается в раздумье.
— Мы ещё не решили, — коротко бросает она.
— Луиза, надеюсь, вы не примете участия в самом подписании петиции, — начинаю я. — Вы ведь не пойдете на площадь в тот день…
