Светлая промоина между серыми небесами и грядой крыш все расширялась, и дальше по улице, за низкими домами, из нее вдруг всплыли кроны деревьев, телевизионные антенны, острый шпиль колокольни. Фриде припомнились утренние часы, когда они, только что встав с постели, вдвоем смотрели из окна спальни на реку, на вырастающие из тумана берега. Якоб за ее спиной тихо говорил: "Вода каждый день другая". А она на это:
"Ты всегда так говоришь". А он: "А разве не так?" Слова эти вроде бы ничего не значили, но от повторения обретали почти молитвенный смысл, вполне в духе ритуала, каким зачинался каждый новый день их совместной жизни.
Улыбнувшись, она раскрыла блокнот и сняла колпачок с авторучки, но тут в дверь постучали. Пришла Герри с завтраком.
— Доброе утро, мефрау Борхстейн. Что я вижу? Вы уже на ногах? — воскликнула девушка с безапелляционной бодростью, которую она демонстрировала и в тех случаях, когда заставала ее в кровати. "Что я вижу, мефрау Борхстейн? Вы еще в постели? А погода такая чудесная". Да говори ты со мной нормально, хотелось ей ответить, не надо нас подбадривать, мы с собой сами справимся. Уж не думаешь ли ты, что мы всегда были такими, что старость — врожденное отклонение от нормы? Ей хотелось сказать все начистоту, но сегодня она решила промолчать, сегодня она не даст вывести себя из равновесия, ничто не должно помешать ее планам. Она посмеялась, взглянув на лицо служанки. На редкость курносый нос девушки еще больше подчеркивал ее короткую верхнюю губу, отчего казалось, что она все время ловит ртом воздух.
— Нынешней ночью мороз был десять градусов, — сказала Герри. Она поставила на стол поднос и отошла к двери. — Ветер дует прямо ледяной, и снегопад будет.
— Ах, оставь, на снегопад никак не похоже. Взгляни-ка на небо. — С ее лица не сходила улыбка.
— По радио говорили. И еще сказали, что морозы продержатся несколько дней.
Девушка стояла полуобернувшись. Ее курносый профиль повторился увеличенным силуэтом на светло-серой дверной филенке. Точь-в-точь как тени зверей, которых Якоб представлял детям на стене, подумала Фрида. У Якоба это великолепно получалось, его руки показывали все, что просили дети.
— Я уже столько суровых зим пережила, переживу и эту.
Она тряхнула головой, давая понять, что эта тема ее не интересует, а сама вспомнила зимний парк, замерзшие пруды, множество конькобежцев, среди них Якоб с детьми, бегут цепочкой и, пробегая мимо, каждый раз машут ей рукой. Она машет в ответ, а потом долго следит за белыми шапочками, покуда не теряет их из виду в толпе.
