— А она в книгу-то записана, женщина эта? — спросил один из старейшин.
— Нет, — ответил пастор, — не записана.
— Стало быть, они не нашей протестантской веры? — спросил второй.
— У нас нет доказательств, что они протестанты, — ответил пастор.
— А коли так, нешто мы можем бумагу выдать?
— Нечестно это, — сказал первый.
— Я же вам объяснил, наш долг сделать это, чтобы спасти людей, — сказал пастор.
— Обман — он завсегда обман, — сказал второй старейшина.
— Ну решайте: да или нет? — спросил пастор.
— Не, — сказал первый. — Под фальшивкой руку приложить мы несогласные.
Все трое отрицательно замотали головой. Третий старейшина так и не произнес ни слова. Когда они выходили, он шел последним. Шаркая ногами в носках, они прошли, чуть не задев меня. Запах земли по-прежнему стоял в комнате. Казалось, тиканье ходиков с трудом пробивается сквозь тяжелый земляной дух, который приглушал все звуки. Кломпы старейшин простучали за окном. Хлопнула калитка. Они провели в доме всего несколько минут. Я едва успела мельком увидеть их лица.
Жена пастора неподвижно сидела в кресле, сложив на коленях руки. Пастор облокотился на свой стол.
— Мне очень жаль, — сказал он, — но больше я ничего не могу сделать для вас и ваших друзей.
Через несколько дней один знакомый передал мне весточку от отца. "Мы уехали из В., — писал он на открытке, которую, очевидно, выбросил из окна вагона. — Направляемся к границе. Мама чувствует себя хорошо. Поезд набит битком". Он писал карандашом и не подписался. Да это было и не нужно. Я и так узнала его почерк. Теперь уже никакая подпись не могла ничего изменить.
— Вы не узнаете меня? — спросила я.
Женщина испытующе взглянула на меня; дверь она приоткрыла. Я подошла ближе, остановилась на ступеньках.
— Нет, — сказала она, — я вас не знаю.
— Я дочь мефрау С., — сказала я.
Она придерживала дверь, словно не давая ей открыться шире. На ее лице не было заметно ни малейшего признака того, что она меня узнала. Она продолжала молча на меня смотреть.
Наверное, я ошиблась, подумала я, наверное, это совсем не она. Ведь я видела ее лишь один раз, да и то мельком, несколько лет назад. Может быть, я не туда позвонила. Женщина отпустила дверь и шагнула в сторону. На ней был зеленый вязаный жилет. Деревянные пуговицы слегка поблекли от стирки. Она заметила, что я смотрю на жилет, и опять отступила за дверь. Но теперь я была уверена, что не ошиблась.
— Вы ведь знали мою мать? — спросила я.
