И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
— Вот я бы так не смог… Тем более, возможно перед казнью… Я бы многое, я бы всё, наверное, отдал, лишь бы так…
Томас опять сбился и замолчал уже окончательно.
Пауза затягивалась. Томас не знал, что ещё можно сказать, а паломник просто молчал — смотрел и молчал. Из кружки он больше не отхлёбывал. Может — вино кончилось. А может — он просто услышал то, что ожидал и теперь наблюдал за Томасом и думал. О чём?
— Наверное — или всё?
Глуховатый голос прозвучал резко и абсолютно неожиданно. Томас вздрогнул. Он уже было подумал, что собеседник задремал, слушая его маловразумительную болтовню.
— Наверное — всё…
— Нет, молодой человек. Или — наверное, или — ВСЁ. Середины быть не может.
Томас сглотнул ком, невесть откуда взявшийся в горле и с трудом прошептал:
— Всё.
Собеседник помолчал, обдумывая свои слова.
— Видишь ли, юноша. Я бы мог дать тебе то, чего ты так желаешь. Но я ещё раз хочу спросить, действительно ли ты согласен заплатить ЛЮБУЮ цену? ЛЮБУЮ цену, которую назначу я?
— Да… А какую?
— Нет. Не так. Не всё сразу. Я СЕЙЧАС даю тебе желаемое. Сию минуту. Не сходя с этого места. А цену назову — когда придёт время. Тогда и рассчитаешься. Таково моё условие.
— Но как же…
— А вот так же. Ты сказал, что готов заплатить ЛЮБУЮ цену. Так какая разница — когда и где?
— Да. Я согласен. Что надо подписывать?
— Да ничего не надо подписывать. Совершенно ничего. Мне достаточно одного твоего слова.
Томас смог только кивнуть, не поднимая глаз. Паломник долго и внимательно смотрел на него, потом хлопнул рукой по столу:
— Быть тому.
Что-то оборвалось у Томаса внутри, перевернулось, и стало на предназначенное место…
* * *
Долгий день клонился к вечеру.
Свежий ветерок, резвясь, путался в конской гриве и волосах у всадника, не спеша ехавшего по пустынной в этот час дороге. Тот, казалось, не замечал ни игривого ветерка, ни медленно заволакивающих небо туч — лицо его было задумчиво…
Корчма обнаружилась за поворотом, как всегда, неожиданно. Казалось, с каждым годом она всё больше врастала в землю. Всадник соскочил с коня, бросил поводья подбежавшему слуге, вошёл внутрь.
Народу было не слишком много. Как, впрочем, и всегда, когда Томас заезжал сюда. А заезжал он сюда с некоторых пор каждый год, в один и тот же день. Где бы он ни был, чем бы ни занимался — подходило время, и что-то заставляло Томаса бросать всё, садиться на коня и ехать сюда, в эту корчму. И всё повторялось с завидным постоянством. Трое братьев-разбойников, пирующих за столом, стоящим посреди зала, приземистый, кряжистый корчмарь за стойкой, громадная, резная рама без зеркала при входе… Томас всё собирался расспросить корчмаря об этой раме и о том, что случилось с зеркалом, да всё как-то не случалось.
