— Кто начинаем?
— Ты начинаешь.
— Давай, — сказал я, — хороший композитор.
— Мировой! А что он написал?
— Романсы какие-нибудь, квартеты.
— И арии, — добавил Грач. — Они все арии пишут.
— Да. А ты его недооценивал. Теперь понимаешь, как ты был неправ?
— Почему недооценивал? — возмутился Грач. — Я про него всегда хорошо думал. Только случая не было сказать. Редко удается с культурным человеком поговорить.
— Мне тоже. Хорошо, что мы с тобой встретились.
Мы помолчали, переживая каждый про себя эту удачу. Потом Грач сказал, кивнув на открытую дверь, в которую все так же пер грохот радиолы:
— А они про Шуберта и не слыхали.
— Куда им! Одни буги-вуги. Дом они не подожгут?
— Нет, наверное, — выразил надежду Грач, — но ты на всякий случай не спи — ты бодрствующая смена.
Он отвернулся, засопел, но чувства, вероятно, превозмогли в нем сон, и он сказал:
— А все-таки хорошо мы с тобой поговорили. Спасибо тебе, что ты есть.
— И тебе спасибо. Я сейчас решил, что познакомлю тебя с девочкой из Кинешмы. Пусть она тебя любит, если ты такой хороший. Ты лучше меня.
— Ну да? А как зовут? — оживился Грач, он даже повернулся, но поговорить на эту тему нам не удалось, потому что послышались шаги и в комнату заглянула пожилая женщина в темном сарафане.
Нас она не видела, потому что стол загораживал, а мы ее из-под стола отлично наблюдали. Тетка обвела взглядом стены и постучала в открытую дверь.
— Мамань! — позвал Грач. — Кого ищешь? Коза, что ли, убегла?
— Тьфу, как напугал! А я думаю, куда они подевались?
— Посты проверяешь? — спросил Грач и полез из-под шинели. — По совместительству работаешь или как общественность?
— Да ну тебя! — отмахнулась тетка. — Спать я хочу. Мне в пять часов вставать, а они моду взяли — всю ночь гулять. Вызови дежурного, пускай их вздует.
Нам эти козлы тоже надоели. Но капать все-таки не хотелось. Грач посмотрел на меня.
— Товарищ сержант, — сказал я, хотя Грачу даже ефрейторская лычка не светила, но бабке наверняка все погоны были без разницы, — со связью у нас непорядок. Тараканы у телефона середку съели.
— Разгильдяй! — рявкнул на меня Грач. — А ты, мамань, садись. Побеседуй с воинами. Мы о штатских соскучились. Как у вас жизнь на гражданке? Трамваи еще ходят или теперь все вертолетами летают?
— Некогда мне сидеть. Мне в полшестого на работу.
— Видишь, уже в полшестого, а говорила — в пять. Еще посидишь — и к девяти пойдешь.
— Брехун ты, — сказала тетка, — а мне целый день у плиты стоять.
