— Нет, вы скажите — это добровольное дело или принудиловка?
Пальцы у нее были корявые, с длинными яркими ногтями. Наверное, ей очень хотелось пустить когти в ход. Мы ей дали выговор — справка все-таки была.
— Те-тя Ли-на! — надрывается Петя.
Еще совсем тихо. После первых дней, когда мы нежились до девяти, а потом в самую жару задыхались и обгорали на току, наш начальник Славка Пырьев изменил распорядок. Теперь начинаем в семь, в девять завтрак. С двенадцати до трех — обед и отдых. И с трех до семи снова работа, а кто не управится — может хоть до ночи ковыряться со своим квадратом.
В темном пустом сарае прохладно после ночи. Нас здесь немного — только двенадцать. Остальные кто где. Для девиц наша работа — сдирать дерн для будущего тока — признана вредной, и они под звонким лозунгом «Не оставим скотов без хороших кормов!» трудятся на сене. Пшеница еще совсем зеленая, и до уборки далеко, но Славка Пырьев регулярно призывает нас продемонстрировать готовность к великой битве за урожай. Мы демонстрируем.
Петух орет как заведенный. Какая балда научила его в казахской деревне кричать по-русски? И как ему объяснить, что тетя Лина сейчас купается в теплом море и чихать на него хотела? А сапогом в петуха отсюда не попадешь...
За моей спиной кто-то шлепает, потом щелкает приемник.
— И телевизор приобрел, — возвещает Рощупкин, — и зрелищ мне искать не надо!
— Может, заткнешься? — вежливо спрашивает Сахаров уже получивший кличку Шмунин.
Кино, спектакли и футбол ко мне приходят сами на дом! — заканчивает свою мысль Рощупкин и ржет от удовольствия.
Диктор зарубежной программы сонным голосом перечисляет важнейшие новости. Память моя, наверное сконструирована, как решето. Всякие там имена и названия проскакивают, не задерживаясь, остается только привкус не поймешь чего — такое странное ощущение, словно где-то в пустом океане качается одинокий буй и скороговоркой сообщает что-то понятное только ему одному. Если все устроены так, то никто не заметит, когда это начнется, и в газетах будет напечатано: «На днях началась третья мировая война!» Но не у всех такое решето. Никонова можно поднять среди ночи, и он назовет любую столицу, фирму правления и любую цифру.
Петух наконец успокоился. Теперь совсем тихо, только слышно, как продавец сельпо Яков Порфирьевич что-то бормочет, запрягая, а мерин Васька лениво отдувается. Странно все-таки, что такой приемник, как «Родина», что-то ловит. Батареи вот только садятся. Поэтому идет жестокая экономия: утром последние известия и немного музыки вечером. Обзор газет делает Славка Пырьев, когда приезжает на своем драндулете.
