— Ужасно.
— Да, ужасно. — Кейд выглянул в окно и на мгновение, его взгляд помрачнел от воспоминаний. — Я даже не знаю, как так случилось, но парень из моего отряда наступил на мину. Полетела шрапнель.
Нам повезло: никого не убило, но ранило нескольких солдат. Металлический осколок обжог мне руку.
Даже после заживления видок был еще тот.
Блэквел опять повернулся к Эйвери, но теперь его взгляд прояснился. Она задумалась, что он видел и пережил за океаном, и как его это изменило.
— Примерно год спустя я проводил отпуск в Вегасе с приятелями. И, как обычно в этом городе, одно, другое, третье, и мы попали в небольшой тату-салон. Там работал Меррик. Тогда он был никем — обычный парень, — но даже пьяный в стельку от текилы я заметил, что у него есть талант. Сделав татуировки, мы забрали его с собой и напоили до чертиков.
Кейд улыбнулся, все больше напоминая знакомого ей юношу, а не мужчину, каким стал.
— Уверен, Меррик после той ночки больше не пьет. И если мне хочется обзавестись новой татуировкой, то его двери для меня всегда открыты.
Кейд стоял в нескольких шагах от Эйвери у окон, и она ощущала исходящий от него жар.
Интересно, чувствует ли он ее тепло? Блэквел поднял руку, демонстрируя линии и краски.
— Иди сюда, взгляни.
Эйвери медленно подошла и затаила дыхание. Линии текли и струились, словно на холсте. Цвета смешивались, добавляя рисунку глубины и загадки.
— Какая красивая.
Эйвери хотела было коснуться татуировки, но в последний момент спохватилась.
— Эта напоказ. — Другой рукой Кейд закатал рукав. — А вот эта — личная.
Эйвери посмотрела на загорелую кожу и четко очерченную мышцу. На ней было изображено сердце с ангельскими крыльями. Эта картинка была побольше, начиналась на плече и спускалась на бицепс, а под сердцем были выгравированы три маленькие буквы.
— Инициалы моей мамы. Этот рисунок изображен на ее могильном камне, — пояснил Блэквел.
Эйвери посмотрела спутнику в глаза. Его мать умерла от рака, когда ему было восемь, но она не помнила, чтобы на могиле было надгробие.
Кейд опустил рукав, скрывая замысловатую картинку, и, будто читая мысли Эвы, объяснил:
— Я поставил ей могильный камень после того, как папаша наконец откинул копыта. Кретин ничего для нее не делал. Не мог наскрести даже пары сотен на надгробие. В общем, в ее библии была закладка с сердцем, крестом и крылом. И хоть она была потрепана, мама дорожила только ею и библией. После ее смерти, отец сжег и то, и другое, но я запомнил изображение и, как только разжился деньгами, сразу же заказал такое же на надгробии.
