— Что и говорить, положение не из легких…
— Да, но одно дело представить себе что-нибудь и совсем другое — пережить. Чтобы понять бесконечную муку таких дней, надо самому побывать там, среди диких зверей, насекомых, гадов, под беспрерывным дождем. Но страшнее всего — это сама сельва. Куда ни глянешь — одни только вековые стволы, ветви, лианы, непролазные заросли, и все это так переплелось, так перепуталось, что человек почти не может двигаться, он теряет дорогу, выбивается из сил и в конце концов погибает… Но все-таки те люди выбрались к реке, должно быть, к Уайабамбе.
— Да почему же они не шли по берегу, вдоль какого-нибудь ее притока?
— Сеньор, ведь у маленьких речушек и берегов-то нет. Сельва встает прямо из воды, и там столько непроходимых мест, столько скалистых обрывов на каждом шагу, что все это хуже самых страшных дебрей. И вот на берегу они увидели хижину, из тех, что строят себе дикари, и заметили недавно погасший очаг. Проводники не на шутку перепугались — значит, где-то рядом индейцы! Но делать нечего, на следующий день они забрались в самую чащу, чтобы подготовить бревна для плота, а когда проголодались, решили перекусить, благо у них были с собой консервы. Один из проводников рассказал, что неподалеку протекает речушка, а как раз там, где они расположились, раньше было селение Пахатен. От него, конечно, и следов не осталось. Сельва все поглотила, и на том месте, где когда-то стояли хижины, теперь чернела плотная стена непроходимых дебрей. Путешественники порадовались, что до Уальяги осталось каких-нибудь двадцать пять лиг, ведь на плоту осилить это расстояние ничего не стоит. Только вдруг послышался шорох, и сквозь листву они разглядели индейца из племени гибитов, который, видно, охотился, потому что держал в руках сарбакан[24]. Он дул в трубку, и стрелы вылетали с такой скоростью, что невозможно было проследить их полет. Дикарь углубился в чащу, будто бы преследуя какую-то птицу. Он и виду не показал, что заметил чужих людей. Лицо его было вымазано красной краской, а одежду заменяла синяя набедренная повязка. Индейцы этого племени всегда красят в синий цвет суровое полотно, которое выменивают на Уальяге у торговцев.
— Он что же, собирался привести других дикарей? — перебивает старика инженер, видя, что тот увлекся описанием индейца.
— Вполне возможно, сеньор. Это же немирные индейцы, и только тот, кто их не знает, решится иметь с ними дело. Они все время враждуют с племенем чолонов, а если подвернется под руку какой-нибудь неосторожный белый человек — и его убьют. Когда они видят, что есть чем поживиться, никакая осторожность не поможет. Ленивы они на редкость, злы как черти и без конца лакают это омерзительное масато.
