Так попала Люсинда в Калемар. Вот и вся ее история. «А Флоринда?» — спросите вы. Что ж, я отвечу, ведь это все равно…. Люсинда ли, Флоринда, Ормесинда, Орфелинда или Эрмелинда — и сами они, и судьбы их одинаковы. Придет время, каждая найдет своего Артуро, и история Люсинды повторится снова и снова.
Их нежные имена сладко тают у нас на устах. С ними слаще жизнь. Они напоминают нам коку, и мы, парни из долины, очень их любим.
Дон Освальдо Мартинес де Кальдерон поднимался в горы «где пешком, а где ползком». Гнедой, неуклюже ступая большими тяжелыми копытами по острым выступам скал, то и дело спотыкался. А как тяжело он вздыхал, бедняга, вспоминая просторы побережья! Дон Освальдо смертельно устал, он шел, с трудом передвигая ноги, отсчитывая каждый шаг.
Наконец впереди на косогоре показались кроны тополей, значит, скоро можно будет отдохнуть и собраться с силами. Подъем был трудным. Узкая тропинка, кактусы и колючие кустарники по обеим ее сторонам, острые камни под ногами… Сразу же за ущельем кончились заросли высоких, тенистых арабиско. Их сменили низкорослые кусты, у которых только и забот, что царапать путников острыми, как нож, колючками. Дон Освальдо и его гнедой едва осилили этот подъем — очень уж нещадно жгло солнце.
Инженер вскочил в седло и мигом оказался под сенью благодатных тополей, стоящих в ряд по обе стороны дороги. Проехав немного, он увидел красную черепичную крышу, подпертую толстыми некрашеными столбами, особенно темными на фоне белых стен. На галерее, за каменной балюстрадой, появился сначала индеец, потом старик с окладистой бородой. Это был дон Хуан Пласа, владелец поместья Маркапата. На голове его желтела плетеная шляпа, а из-под пончо табачного цвета выглядывали носы черных сапог.
— Милости просим, сеньор, милости просим, — приветливо встретил он путника, едва тот появился перед домом.
Гостеприимство дона Хуана было столь же велико, сколь крепок и добротен его дом, у галереи которого спешился дон Освальдо. Молодой человек искренне обрадовался, увидев белого человека и почувствовав в своей руке его гладкую ладонь, но еще больше обрадовался он, услышав, что старик свободно и правильно говорит по-испански, хотя и с местным акцентом. В такой глуши и вдруг — кусочек мира, оставленного где-то далеко на юге, на побережье, непостижимо далеко…
Он огляделся. Какая тишина и благодать кругом! Нежно зеленеют поля пшеницы, перед хижинами индейцев молча застыли красавицы агавы; пестрые и рыжие коровы лакомятся сочной зеленью живых изгородей, а выше по склону, среди серых скал, белеют козьи стада и с пронзительным лаем носятся собаки. По бурым лентам тропинок снуют индейцы в разноцветных пончо и индианки в темно-красных юбках. Глядя на их темные лица, кажется, что уже наступила ночь.
