Сыпь, Семен,
Да подсыпай, Семен…
Я вышел во двор. Была прохладная ночь. Поезд просвистел с Запада, с родины Великой революции.
Рано утром я уезжал. Меня накормили за завтраком свежайшей кетовой икрой.
Это тоже было — свое.
В нескольких километрах отсюда протекает река Тунгуска, впадающая в Амур. Дикая река. Живут там гольды, народ первобытный, — бьет зверя и ловит рыбу. Летом, когда кета пошла из океана и появилась в притоках Амура, мальчишки из белорусских местечек, рядом с гольдами ловили кету на стремнинах дикой Тунгуски. Подхватывая рыбу под жабры, они, как гольды, крепким ударом ножа вскрывали ей брюхо и вынимали душистую и вкусную икру.
В этом году праздник судного дня, Иом Кипур, приходился на понедельник. А на воскресение, накануне судного дня. По всему Биробиджану был назначен воскресник в пользу постройки самолета «Биробиджан».
Я находился в поселке при станции Тихонькая. Оттуда километрах в десяти есть в тайге еврейский поселок Вальдгейм. В воскресение я решил выехать туда. Я думал приехать пораньше, сделать несколько снимков воскресника: предполагалась корчовка леса. Но рано выехать не пришлось: озетовские агрономы в Тихонькой готовили к завтрему стенную газету, посвященную начинавшейся неделе коллективизации, и просили меня отвезти ее. Я не мог отказаться от чести быть первым газетчиком, который привез в тайгу, в самую тайгу, первый номер стенной газеты. Но пришлось ждать, и я выехал лишь часов в пять дня.
Я приехал в Вальдгейм поздно, в такой час, когда воскресники уже окончены, а порядочные люди, — там, где они есть, — уже возвратились из синагоги.
Группа прохожих шарахнулась от меня в испуге: я появился из темноты неожиданно, верхом на громадной белой лошади, с громадным рулоном в руках. Мне указали дом, где я должен был сдать стенгазету. Едва соскочив с коня, я был подхвачен знакомыми колонистами.
— Ну, чуть не опоздали! Идем скорей!
Мне даже не сказали, куда меня тащат.
Мы пошли, шлепая по грязи, и вошли в какой-то дом. Тускло горела керосиновая коптилочка. По углам лежали большие тени. Вокруг стола сидело несколько евреев. Они сидели в позе спокойного ожидания, в них было даже что-то торжесгвенное. Они сидели, отвалившись на спинки и раскинув ноги.
— Вот! Вот теперь будет миньон! — раздались возгласы при нашем появлении. — Вас прислал бог. Мы уже думали, что не состоится молитва. Тут шестьдесят евреев в Вальдгейме, и нельзя собрать миньон.
Их было человек десять. Они собрались молиться по случаю кануна Иом Кипура, петь Кол-Нидрэ. Для этого нужен миньон, т. е. не меньше десяти человек. Нехватало одного, и молитва не могла состояться. Я оказался, повидимому, тем десятым, который нужен был, чтобы своим присутствием придать молитве достаточную солидность. Мне было любопытно. Я решил остаться. Евреи быстро встали, повернулись лицом к востоку и взялись за свои талесы. Они накинули их на головы, бормоча слова каббалистических заклинаний: «Так да облекутся душа моя, 248 членов моих и 365 жил моих светом заповеди о нитях видения, которая равнозначит 613 заповедям». Не знаю, что это значит.
