Мы дали ему миску разогретых мясных консервов, кружку горячего чаю. Было унизительно от его животной радости. Мы видели, как внутри этого человека перестраивался мир. Ему издалека показалась жизнь, и он узнал ее и радостно заморгал глазами ей навстречу.
Мы тронулись в дорогу дальше. Оборванец глазами и жестами спросил, можно ли ему сесть на одну из наших телег. Сел. В сумерки мы были в колхозе Бирефельд. Я не успел заметить, куда девался этот человек.
Я был утром в поле. В стороне от дороги строятся службы еврейского колхоза. Рядом живут в палатках рабочие — маньчжуры с китайской стороны.
В одной из палаток оказался вчерашний путник. Он приветствовал нас громкими восклицаниями на своем языке и подталкивал под локоть товарища. У товарища было лицо Будды. Будда сказал:
— Ему вчера плиди первый раз. Ему твоя мало-мало кушай давай!
Потом, показывая широким жестом на всю их артель, он сказал:
— Наша урбота-урбота плиди!
Он изобразил жестами их работу землекопов.
Это место отстоит от Амура на шестьдесят километров. Мы встретили перебежчика еще дальше. Первобытный инстинкт водил его по глухой тайге голодного, оборванного, ободранного, босого, без куска хлеба, безоружного. Стук нашего трактора вывел его на дорогу.
Моросил осенний дождь. Будда вышел из палатки проводить нас. Он говорил бессвязно и плохо. Он сказал, что у них на родине белый человек, начальник, не делится своей едой с такими людьми, как они.
