Свистунишка | страница 6

И каждый день они перевязывают погорелочке больную лапку.

Пожар в лесу давно уже потух.

Зверушки себе новые норы устроили.

А рыжая белочка-погорелочка всё сидит и сидит в клетке.

Хочется ей убежать в глухой лес — в тайгу.

Каждый день грызёт деревянные планки у клетки, торопится, — вот-вот ускользнёт в дверку.

Но ребята каждый день чинят клетку: прибивают новые планочки,

— Успеешь, — говорят они ей, — вот залечим лапку, тогда сами тебя выпустим.

Как-то утром ножка у белочки оказалась развязанной. Наверное, она у ней зажила, белочка повязку сама и сбросила.

Смотрят ребята и радуются: нет у белочки болячки. Ножка зажила. Значит, пришла пора погорелочку выпускать на волю.

Жалко ребятам с ней расставаться, да что поделаешь? Они же сами обещали, что выпустят.

Белочку посадили в мешок и отнесли в сосновую рощу.

Там её и выпустили.

Она сначала бегала по земле, пряталась за деревьями. Потом вернулась к ребятам. Пробежала вокруг них — простилась, стремглав вбежала по сосне на самую макушку и скрылась в густых ветвях.

Ребята помахали ей рукой. Прощай, белочка Погорелочка!

Наша деревня в лесу. Её без дороги скоро не найдёшь.

Кругом лес, горы да озёра. Лес у нас густой — тайга настоящая. Озёра заросшие, неподступные. Трава высокая — человек спрячется. Под травой валежник трескучий, а под валежником пеньки да ямы.

В наших лесах волков не водилось. Зато медведей было много. Рассказывали, что в большие туманы они в деревню приходили. Я сам следы медвежьи видел.

Пошли мы с дедушкой на охоту. Только пошли не за медведями, а за утками.

Дедушка — охотник меткий. Он в птицу на лету стреляет, как ложкой в рот попадает. А я всё примеряю да прицеливаюсь.

Утка на озере сидит.

Дед меня учит:

— Встань вот так, держи ружьё этак. Взял на мушку — пали.

Сделал я так и этак — бух. Утка на утёк. А дед — бах её влёт — и готова.

Так бродим мы с ним — старый да малый — и забрели в самую глушь таёжную.

По берегам озёра, горы. На горах леса густые стеной стоят. Вдалеке, у горы, на озере утки сели.

Дед говорит — «далеко», сел на бугорок и ждёт других. А мне не терпится.

— Дедушка, — говорю я, — ты стереги уток тут, а я на гору пойду проберусь. Хорошо буду целиться в них, обязательно попаду.

— Иди, — смеётся дедушка, — только зря не пали, не торопись. — И дал он мне своё ружьё, а моё оставил себе.

Взял я дедушкино ружьё. Оно очень хорошее. Из него можно сразу два заряда выпалить. Ушёл я.

Лес на горе тёмный, лохматый. Травища по плечи, высокая. Кто её знает, что там в траве-то — куча сухих веток, трухлявое дерево, яма, а может быть, медвежья берлога? Не скажу, — страшно, а так, страшновато стало.