Баумерт промолчал. «Никогда в жизни ни у одного человека я не видел такого холодного лица, — подумал он и тут же вспомнил о другом: «Запомните один адресок на всякий случай!» А что такое этот «всякий случай»? Сейчас я свободен. И вряд ли в будущем буду иметь дело с какими-нибудь секретными документами».
— Вы молча соглашаетесь со мной — это хорошо, — проговорил Дернберг, так и не дождавшись ответа от Баумерта. — Значит, договорились, что я с вас теперь глаз спускать не буду, где бы вы ни находились. Ну и еще одно маленькое замечание. Если когда-нибудь, на случай если господь бог не убережет все же меня, а сатана завлечет в свои сатанинские сети и со мной что-нибудь случится, обо мне позаботятся коллеги из СД, не забыв, разумеется, и о вашем существовании. Однако они уже не станут гладить вас бархатной ручкой, как сейчас поступил с вами я.
Вольф Баумерт молча смотрел вслед удалявшемуся штурмбанфюреру, который направился к майору Пфайлеру.
«Запомните один адресок на всякий случай!» Никак не выходила у Вольфа из головы эта фраза, сказанная в тюрьме неизвестным ему французом.
Все стены унтер-офицерского казино были увешаны рисунками углем, на которых изображались обнаженные женские фигуры. Автором этих рисунков был унтер-офицер Блетерман. Каждый штрих, каждая линия на этих рисунках, казалось, наносились на бумагу только для того, чтобы создать эротическое впечатление.
Генгенбах зашел сюда, чтобы поболтать с Блетерманом и обер-ефрейтором Бернрайтером и как-нибудь незаметно перевести разговор на Хельгерта. Обер-ефрейтор Новотный не пришел, так как без него не могли обойтись при сервировке стола у командира, который ждал к себе гостя.
— Я, разумеется, очень рад, — начал Блетерман, — что скоро мне удастся вырваться на курсы. Как видите, кое-какую пользу можно извлечь и из трагедии под Радомышлем.
— Вас после того боя повысили?
— Да.
— Он не пожелал стать изменником, как Хельгерт, — вмешался в разговор Бернрайтер.
— Как вы думаете, почему Хельгерт не захотел воевать дальше? — спросил Генгенбах и весь напрягся, ожидая ответа.
— Объяснить это вовсе нетрудно. На него напал страх, ожесточенные бои надломили его психику, — уверенно, как бы со знанием всех обстоятельств дела произнес Бернрайтер.
— Перейти на сторону русских он решил еще раньше, — перебил его Блетерман. — А чтобы как-то завоевать симпатии красных, он пристрелил одного штурмбанфюрера войск СС. Мы находились от него в нескольких сотнях метров и все хорошо видели. После этого он повел нас в сторону русских позиций. А когда подошли русские танки, он решил, что все мы поднимем вверх руки и сдадимся в плен.
