— Рейно, а вам не приходила в голову мысль, что с подобными высказываниями вы легко можете оказаться в противоположном лагере? — Не без удивления спросил Генгенбах.
— Мой друг Макс рассказывал, что вы из мелких служащих. А отец господина Тиля даже работал на фабрике. Так, да? — спросил Дюваль как бы между прочим.
— Какое это имеет отношение к нашему разговору? — поинтересовался лейтенант.
— Классовый вопрос является вопросом интернациональным. — Рейно снова наполнил стаканы вином.
Жена Дюваля принесла в хижину медный тазик и воды для мытья рук.
— Если я правильно вас понял, вы в некотором роде причисляете нас четверых к одному лагерю? — Генгенбах был смущен.
— Я полагаю, что мир развивается в одном направлении. События, которые назревают, не сдержать никакой силой, — сказал Рейно.
— Вы не считаете немцев особой нацией? — робко спросил обер-лейтенант.
— Вы ничего не слышали о депортации? О преследованиях? Расстрелах? Вы никогда не читали объявлений германской военной комендатуры о расстрелах заложников? Я понимаю, что мы, французы, подобные действия воспринимаем особенно болезненно, понимаю, что и наши собственные судьи, действующие по указанию министра внутренних дел Дарнана, выносят смертные приговоры французским патриотам и приводят их в исполнение в угоду оккупационным властям. — В голосе Рейно звучало презрение.
«Дарнан, — подумал лейтенант. — Дениз Дарнан, любимая! Ты любишь свою родину и носишь такую же фамилию, как человек, которого ненавидят больше всего».
— Видимо, арестованные совершили какие-то преступления, противоречащие распоряжениям военных властей, — сказал Генгенбах, боясь запутаться в трудных политических вопросах.
— А разве ваш народ не станет точно так же сражаться за свою свободу, если ваша страна окажется захваченной врагом? — спросил Дюваль.
— Германский рейх стремится удовлетворить все нужды вашего населения. Западные державы принудили нас к этой войне. — В душе Генгенбах чувствовал неубедительность собственных слов.
— Вы все еще верите в это? А что случилось двадцать второго июня сорок первого года, спустя ровно год после капитуляции Франции?
— Давайте лучше не будем касаться событий на Востоке, — попытался смягчить разговор обер-лейтенант. — Если бы американцы не высадили десант в ноябре сорок второго года в Северной Африке, вам не пришлось бы сейчас испытывать здесь, на юге Франции, неудобства от нашего появления.
— В то время я служил во флоте. Корабли были потоплены перед самым входом в Тулонскую гавань, — сказал Дюваль.
