Аксана позвонила Варову и спросила:
– Игорь, а вот эта война с наркоторговлей, про которую Санников и Кабанов говорят, – это твой фонд «Город без наркотиков» затевает?
Возможно, Варов и правда уже затевал. Возможно, это Аксана своим звонком подсказала ему предоставить свой офис под штаб антинаркотического движения. Так или иначе он ответил:
– Соберемся, наверное, обсудим, что делать.
– Где? У тебя в подвале?
– Ну, наверное, у меня в подвале.
– А Хабаров будет?
– Ну, – в голосе у Варова было сомнение. – Пригласим, посмотрим.
– Игорь, это же надо снимать!
Уговаривать Варова сниматься, да еще и не для местного телевидения, а для федерального – было излишне. Оставалось только уговорить федеральное телевидение. Аксана работала в Екатеринбурге корреспондентом программы «Взгляд». Ведущий этой программы Александр Любимов не очень-то хотел разбираться в уральских проблемах, поначалу от сюжета отказывался, но Аксана уговорила его:
– Хабаров будет, уралмашевские. Не знаешь, кто такой Хабаров? Как тебе объяснить? Аль Капоне! Корлеоне! Бандитская сходка! У тебя был когда-нибудь репортаж с бандитской сходки?
В результате в подвале у Варова, то есть в офисном и складском помещении под варовским магазином, там, где сейчас стоит небоскреб «Высоцкий», никакой, конечно, бандитской сходки не было. Были предприниматели, врачи, члены молодежного крыла правящей партии «Единство», журналисты, спортсмены. А из уралмашевских только один Хабаров и был. Впрочем, предприниматели, врачи, молодые политики и спортсмены походили на бандитов куда больше Хабарова – взрослого, спокойного и даже улыбчивого человек в костюме и галстуке (только руки выдавали, набитые костяшки пальцев). Московская редакция осталась довольна картинкой и пригласила Варова, Ройзмана и Кабанова в Москву на эфир.
Но еще прежде Хабаров опять сказал свое слово – короткое, но веское. Предложил устроить в цыганском поселке демонстрацию против наркоторговли. В самом эпицентре ее, там, где сходятся улицы Печатников, Тельмана и Военного флота.
– Завтра в двенадцать? – спросил Хабаров. И, набрав телефонный номер, проговорил в трубку: – Завтра в двенадцать в цыганском поселке пусть все наши ребята будут. Просто постоять.
Там узенькие улочки. Заборы, палисадники, домишки. Цыганские кирпичные особняки с башенками и коваными решетками торчат порознь, как цинготные зубы. Гаражи из листового железа, крашенного масляной краской, кучи строительного мусора. И вот к назначенному часу стали подъезжать машины. Черные с тонированными стеклами. Парковались наискось, и из машин выходили мужчины в черных кожаных куртках. Выходили и стояли, покачиваясь на каблуках. Молча. Десять человек, двадцать, пятьдесят, сто, триста, полтысячи… Обменивались короткими рукопожатиями. Но не говорили ни о чем. О чем тут говорить? Стояли молча. А в окнах цыганских особняков отгибался уголок шторы и выглядывал в щелочку женский глаз.
