Он поиграл ружьем. Под кожей рук зашевелились тонкие нити сухожилий. Длинные ногти были обломаны.
- Мы вернем все на свои места.
- Что-о?
- С помощью твоей машины. Моя машина - призрак, а твоя - настоящая. Мы вернемся в семнадцатый год постатомной эры.
- Это невозможно.
- Иначе я тебя убью.
Светц отнесся к этим словам серьезно. Когда Натаниэль Рейнольдс представился, Светц перестал принимать его за нечистую силу, но он был убежден, что костлявый физик не в своем уме.
- Ты меня не понял, - пояснил он. - Это не машина времени, а камера расширения - та ее часть, которая совершает перемещение. Прежде чем отправить меня в прошлое, техники должны доставить меня в Центр управления - в будущее.
- Ты лжешь!
- Нет, Рейнольдс, здесь нет органов управления, только кнопки для подачи двоичных сигналов, по которым техники определяют, в каком направлении следует перемещать камеру. Сейчас камера может двигаться только вперед.
- Я тебе верю, - протянул Рейнольдс, - но все-таки убью, если кто-то из нас не найдет какой-нибудь выход.
- Ты с ума сошел! Зачем тебе твое отравленное будущее?
Скелет щелкнул зубами. Красный рот неприятно контрастировал с белизной кожи.
- Светц, ты забыл спросить, когда я стал призраком.
- Когда?
- Я не могу определить. Я привязан к семнадцатому году постатомной эры. Для меня время остановилось через восемь месяцев после Карибского кризиса. Это было, наверное, тысячу лет назад, а может больше. Ты можешь представить себе что-нибудь более страшное, чем замершее время? Люди как статуи. Голуби, пригвожденные к небу. И я замер. Я не старею, не испытываю голода. Сквозь меня проходит солнечный свет. Видишь, какая у меня белая кожа? А умереть я не могу. Я ненастоящий. Если бы не машины времени, я сошел бы с ума гораздо раньше.
Глаза Рейнольдса горели черным огнем в темных провалах черепа.
- Машины времени, - продолжал он. - Они носятся туда-сюда по вашему историческому пути и по другим. Ваше будущее - настоящее, его создал я. Но я могу войти в любую машину. Чаще всего я езжу в прошлое. В прошлом время идет нормально - до семнадцатого года постатомной эры. Я не раз бывал в средних веках. Страшное дело: меня почти никто не видит, а тот, кто видит, вскоре умирает. Может, потому, что ему предстоит уйти из времени. Это не зависит от того, на каком историческом пути мы с ним находимся, - Рейнольдс засмеялся. А некоторые умирают оттого, что видят меня. Сердце не выдерживает.
