В это время Таська лежала внутри шкафа и наблюдала за эволюциями кагэбиста через щелочку. Ей было неприятно, что этот мажор так долго на нее пялится, будто это она сама на гвоздике висит, а не ее фотография.
– За две тысячи возьму, так и быть, – сказал Спиридонов, прикинув, видимо, свои возможности. – По рубль семьдесят за штуку, плюс триста за фотоаппарат.
Таська из шкафа не видела лица Миленького, но по голосу догадывалась, что весь он поплыл, как пластилин на солнце. И в приступе любви к миру он вдруг предложил:
– Давай я лучше тебе картины свои продам. У меня полон воз, больше, чем фотографий. Смотри!
Миленький прошел мимо лежанки к комоду и начал выдвигать ящики. Перед Спиридоновым легли картоны, холсты, альбомы. Обнаженка, натюрморты, пейзажи, портреты, эскизы декоративной росписи.
– Вот, смотри! – возбужденно говорил Миленький. – Зачем тебе то говно? Вот это бери! По пятьдесят копеек за штуку отдам. По гривеннику! У меня еще два чемодана битком набито, но их я вообще довеском…
– Ты дурак? – скучным голосом спросил лейтенант. Поднял серую оберточную бумагу, разрисованную цветными карандашами – стилизация под наскальные рисунки, и бросил обратно. – Да так тебе любой школьник нарисует. Мне твои фотографии нужны. Понимаешь? Вот это – настоящая ценность, бабы твои голые. Ты ведь дарил их кому-то, да? Ну дарил, признайся. Или кто-то спер у тебя. Вот это за бугром ценят, ясно? Никто не знает, что ты рисовал чего-то, в выставках участвовал. В Москве сейчас никто толком не помнит, кто именно в Беляеве выставлялся. Каждый подзаборный алкаш говорит, что его картины бульдозером раздавили. Спрячь свою мазню и доставай фотки.
У Таськи от этих слов стало холодно в животе. Видимо, у Миленького тоже, потому что слов Таська сначала не разобрала.
– Чего? – переспросил Спиридонов.
– Пошел на…, пидарас, – повторил Миленький.
Спиридонов понял, что избрал неверную тактику.
– Погоди, старик! – успокаивающим тоном сказал особист. – Ну не прав я оказался, извини. Давай я твои картины довеском возьму, а? Тоже по рублю, а? А вот ее, – он постучал средним пальцем в фотографию Таисии, – вообще за сто рублей возьму!
Миленький схватил кочергу.
– Сгинь, гнида краснопузая, – сказал он. – Фиг ты получишь, а не фотки. А она… она вообще не продается.
– Идиот старый! – рассердился Спиридонов. – Я через пару часов с обыском приду и заберу все бесплатно как незаконную порнографию. Ну хули ты выкобениваешься? Давай, я эту девку за пятьсот возьму. Зачем тебе все это, а? Не сгорит, так сгниет или мыши погрызут, а я по людям пристрою, они хоть имя твое помнить будут! Сдохнешь ведь, никто и вспоминать не будет, кому ты нужен такой?
