– Слушаю…
– Старший лейтенант Наскоков? – спросил незнакомый голос. Строго спросил, с откровенными командными нотками.
– Я! Слушаю, – отозвался я привычно.
– Вы в Москву когда собираетесь?
– Я вообще-то не собирался. А кто это спрашивает?
– Полковник Росомахин. Диверсионное управление ГРУ.
– А что, товарищ полковник, есть во мне необходимость?
– Есть.
– Мне доехать недолго. Через два часа буду в Москве.
– На чем добираться будете?
– Думаю, на машине жены.
– На дорогах – час пик… Значит, три с лишним часа. Короче говоря, старлей, я жду вас через четыре часа. Пропуск вам будет заказан. Из бюро пропусков позвоните дежурному по управлению. Он пошлет за вами посыльного солдата.
– Понял, товарищ полковник. Ровно через четыре часа буду у вас…
* * *
Посыльный был не солдатом, а сержантом контрактной службы. Но полковнику ГРУ было простительно не знать, кто является помощником дежурного по управлению в каждый конкретный день. Спустившись в подвал бюро пропусков, сержант громко назвал мою фамилию. Я отделился от стены, где почти сидел на батарее отопления, и подошел к нему.
– Веди, Сусанин…
– Вы меня знаете, товарищ старший лейтенант? – удивился сержант.
– Нет.
– А фамилию откуда знаете? А… Дежурный сказал…
Я не стал ничего объяснять. Пусть думает, как ему думается, только бы, несмотря на свою фамилию, довел меня до места. Он довел и передал, что называется, с рук на руки дежурному по управлению подполковнику, который не нашел необходимым себя назвать и сразу отвел меня, только услышав фамилию, в кабинет, где сидели объемный, если не сказать, что необхватный полковник и майор.
– Товарищ полковник, старший лейтенант Наскоков по вашему приказанию прибыл.
Полковник поднял от каких-то бумаг внимательные холодные глаза, слегка обжег меня льдом своего взгляда и кивнул на стул:
– Присаживайся, старлей…
Я послушно сел. Строго, как и полагается старшему лейтенанту из провинциальной бригады перед полковником из головного управления. И даже руки на колени положил, чтобы они мне не мешали. В кабинетах большого для меня начальства я обычно начинаю понимать фразу об актерах на сцене, которым «некуда руки девать». У меня всегда было такое же ощущение.
Я глянул на стол полковника, увидел фотографию и понял, что он так внимательно читает. Это было мое личное дело. Личное дело офицера военной разведки – это то, что самому ему удается увидеть крайне редко. Там содержатся не только все документы о прохождении службы, там все рапорты командования об участии офицера в конкретных боевых действиях, там и оценка способности офицера проявить себя в тех или иных обстоятельствах, там и предположения об использовании его в каких-то особых мероприятиях.
