— Я ж сказал!
— Не раздражайся, спокойно. — Презрительная гримаса искажает круглое лицо Жозе Инасио. — Спрашиваю потому, что потом не хочу никаких обвинений, что бы ни случилось. И знай, раздражение плохой помощник в нашем деле. Намотай себе на ус.
Не произнеся больше ни слова, он, выпрямившись во весь рост и расправив плечи, исчезает за дверью, ведущей во внутренние комнаты.
Грозное предостережение все еще висит в сумеречной атмосфере лавки. Палма вертит в руках стопку. Капли водки падают на стол.
— Кончай крутить, — говорит Галрито. — Какого черта! Пей, да и все. Пей!
— Думаешь, трушу? — Стопка замирает в его руке. — Я сделаю все, что потребуется. Но это не по мне.
— Ну, если так, лучше не…
— Нет. Я вынужден идти, просто вынужден.
— Как знаешь. Никто тебя не принуждает. — Галрито наклоняет бутылку и, внимательно глядя на льющуюся жидкость, зло улыбается. — Если не хочешь, еще есть время отказаться.
— Я должен хотеть. Элиас Собрал и другие вроде него толкнули меня на это… Никуда не денешься. У них все: и сила, и власть. Они же предполагают, они же и располагают.
— Я тебя не понимаю. Хочешь ты или не хочешь?..
— Похоже, ты считаешь, что такой шаг я могу сделать запросто? Это я-то, кто всегда зарабатывал свой хлеб при свете дня, с высоко поднятой головой?
— Все верно. Но в твоем положении выбирать не приходится!
— Нет, Галрито. Я жертвую многим. Если меня арестуют, то… всему конец.
— Послушай!
Галрито просит Палму быть внимательным и серьезным, потом выпивает водку, тыльной стороной ладони проводит по рту.
— Послушай. Что-то ты барахлишь: несешь лишнее, угрожаешь, перестань, будь благоразумным и сговорчивым. Поверь, всяк, не только Собралы, любит сговорчивых.
— Но я не этой породы. Меня оскорбили, и я не молчу и не буду молчать! Лучше сдохну сразу, как нищий.
После короткой паузы Палма продолжает уже более сдержанно:
— Ты что, забыл, что вот уж два года, как я без работы?.. «Хочешь… не хочешь?» — говоришь. Хочу! И не так много: работы хочу, чтобы жрать было что в доме.
— Хватит об этом! Ну! Ведь есть где заработать, так в чем же дело? Нужно только решиться, и все!
— Решился я.
— Вот и ладно. И увидишь — не раскаешься. За это хорошо платят. Вернешься и все сполна получишь.
— Если бы так…
Палма опускает голову, поля шляпы скрывают его лицо. Задумавшись, он опять принимается вертеть стопку в руке.
— Дочь моя была против. Она сказала, что все крестьяне идут в город просить работу. Они действительно идут, я знаю. Кто ничего не имеет, тот на все согласен.
