Современная португальская повесть | страница 18



Она оказывается пророчицей. Спустя какое-то время появляются трое полицейских и забирают Палму.

После допроса в полицейском участке выясняется, что Элиас Собрал обвиняет его в краже нескольких мешков ячменя. Палма отрицает, возмущается, грозит. Но все напрасно: он выходит на свободу только через несколько месяцев.

Он пытается найти работу, устроить жизнь, но тщетно. Все теперь смотрят на него с недоверием, все считают жуликом. Ни один хозяин не соглашается взять даже на пустяковое дело.

Проходят два года. Но прошлое не стирается, оно живо, память хранит его и в любой момент воскрешает. Мозолит глаза груда камней на месте печи. Плохое предзнаменование, ведь именно после того, как печи не стало, начались все их несчастья.

Взгляд Палмы скользит по раскачивающейся из стороны в сторону рыжей голове сына, потом, вялый, мутный, невидящий, задерживается на широкой полосе затянутого тучами горизонта.

— Чему быть… — шепчет он, проводя рукой по подбородку. — Того… Чего я жду?

Он опускает голову и идет к дому. На пороге останавливается и, протянув руку к очагу, где сидит Жулия, говорит:

— Я все испробовал. Пойду к Галрито. И будь что будет!

Жулия вскидывается:

— И что же ты будешь делать с Галрито?

— Деньги зарабатывать!

— Но как, Антонио?

— Не спрашивай, не спрашивай меня ни о чем.

Придя к этому решению, он стоит, как приросший к земляному полу. Потом прислоняется к дверному косяку и, нахмурив брови, поднимает голову.

На вершине холма появляется возвращающаяся Аманда Карруска. Голова ее непокрыта. Платок в руке. Она держит его за концы. Растрепанная, проходит она мимо зятя с видом победительницы.

— Видишь, подали! — кричит она дочери, развязывая узел. — Вот четыре яйца, четыре лимона, кусок старого свиного сала и кулек с сахаром. Но что за люди! Скареды, а не люди. Требовали, чтобы я поклялась, что это для Бенто. Пришлось поклясться… должны же мы приготовить снадобье. Неси вон ту посудину.

Она принимается обтирать яйца влажной кухонной тряпкой. Потом кладет их в кастрюлю. Движения Аманды Карруска обдуманны, размеренны. Она знает, что зять и дочь следят за ней, знает, что в эти минуты она — главная в доме, и лицо ее принимает серьезное выражение.

— А вы, мама, еще помните, как это делается?

— А вот увидишь! — живо отзывается Аманда Карруска. — Я ведь, что бы там ни говорили, знаю: болеет Бенто от голода! Рахит у него. Вот что! И многие такие, кому врачи, кроме смерти, ничего не обещали, вылечились!