Я увидел, нет, мне показали красивый, спокойный сон. Никакого действия, только немного подробностей… Оказывается, Вольф гуляет по Мадриду сам по себе, по своим неизвестным авторам этого сна волчьим делам. Оказывается, одинокий волк вовсе не влюблен в красавицу мулатку. Он влюблен в Красоту и считает своим долгом оберегать такое чудо природы, как Мерилин. Он не завидует Педрунчику, он считает, что Педрунчик не достоин Мирки и не понимает, какое это счастье — быть с ней рядом. Вольф даже несколько раз хотел открыться и по-мужски с глазу на глаз поговорить с ним. Но, когда уже решился, вдруг прозрел: так ведь актер просто любит Мелирин, любит именно её, а не её красоту, и «достоин — не достоин» не имеет никакого значения, потому что Мирка любит Пико, а не знаменитого актера.
Вольф восхищался тем, как спокойно мулатка ходит по Мадриду, привычно не замечает, или делает вид, что ничего не замечает. Ну ладно мужчины от мала до велика — это Вольф считал естественным, так должно быть. Разве что слепой или шпион на задании не заметит или заметит, но не обернётся, как это было с Дани. Так ведь и женщины тоже! Только мужчины столбенеют и раскрывают рты, а у женщин — радостная улыбка и глаза вон из орбит. Такой красоте завидовать не надо, завидовать можно тому, что реально достижимо. Как хорошо сказал Бертран Рассел, нищие не завидуют миллионерам — они завидуют другим нищим, которым больше подают.
Когда Вольф увидел Мерилин рядом с высоким, носатым, губастым, смуглым, совершенно лысым Рони, увешанным аппаратурой, ему стало плохо. Он, многоопытный волк шпионажа, не смотрел на мулатку, не видел её. Он смотрел на Рони.
«Как он смеет, этот проходимец, этот бабский угодник, показываться в полдень в Мадриде вдвоем с этим явлением природы, с этим достоянием человечества,» — думал Вольф. «Я и не знал, что они знакомы. Конечно, он хороший профессионал, но всему же есть предел.» Вольф задумался, прикрыл глаза и начал вспоминать, где он раньше видел, почему ему так знаком этот… Потом открыл глаза, заставил себя успокоиться, посмотрел еще раз и пошел вслед за ними. «Они давно знакомы. Они не любовники. Он делает свою работу. Я его раньше видел. Где?» — Вольф приотстал, сел на ближайшую скамейку и насторожился. Он увидел, как фотограф, слегка наклонившись к своей спутнице, что-то оживленно говорит и крутит в воздухе правой рукой восьмёрки. Это он! Только тогда он был в широкополой шляпе и белых шортах, что-то оживленно рассказывал Пико и крутил такие же восьмерки обеими руками.
