«Действительно,» — подумал я на своем языке и проснулся, очень сердитый и расстроенный: затащили меня в такую запутанную трясину, из которой поди-ка выберись без потерь! А теперь еще издеваются: «Доброе чудище о семи ногах с двумя носами и двумя языками…» Я же не фентези пишу! И не детектив! Я пишу шпионский роман! Иронический, саркастический, патриотический, любовный — какой угодно, но прежде всего — шпионский!
Обиженный на всех и вся, я вышел из дому, сел на велосипед и поехал на озеро. Погода чудесная: безветренно, не жарко, солнышко изредка прячется за редкими облаками. И дышится легко и свободно. Будний день, на озере тихо и безлюдно. Пошел купаться. Наплавался вволю, стою на мелком месте и смотрю на воду. Бегают легкие золотистые гребешки, утки с утятами никуда не торопятся, между ног шныряют серебристые рыбки с два пальца длиной. Подплывают к берегу мужчина и женщина, выходят постепенно из воды и вдруг женщина — а она без купальника — здоровается со мной и поворачивает обратно на глубокое место. Промолчала бы — я бы её не узнал. Но она поздоровалась, я ответил и вспомнил: раньше я её встречал на другом пляже с мужем и детьми. А сейчас она голая и не с мужем, а с незнакомым голым мужчиной. Так на этом пляже почти все купаются голышом. Промолчала бы — я и внимания не обратил бы. А теперь могу черт знает что подумать — это ей так кажется. А мне-то всё равно, только она об этом не знает. И я засмеялся и подумал: «Петр Никодимыч! Пинхас! Педрунчик! Успокойся, кому ты нужен, в мире и без тебя хватает и секретов, и разведчиков. Живи спокойно, играй в свои самые разные игры, люби свою Мирку. А еще лучше — заведите вы с ней маленьких шпиончиков, как твоя мама просит.» И так мне стало хорошо и спокойно, что я сел на лавочку и задремал.
* * *
Случилось невозможное: очень трудный для актера и оператора длинный эпизод ночной прогулки по городу сняли легко и быстро. Сначала режиссер по привычке приказал повторить всю сцену, но через секунду задумался и долго молчал. Потом просмотрел, что получилось, скривился и опять долго молчал (для него долго — это 2–3 минуты). Взял сценарий и простой карандаш — он всегда пользовался старинным деревянным карандашом — что-то зачеркнул, что-то написал, подошел к Петру Никодимычу и сказал: «Ты сам это придумал? Гениально. Следующую сцену подгоним под прогулку… Все свободны! До завтра!»
В этом эпизоде Петр Никодимыч бродит один по чудом сохранившимся улочкам своего детства и пытается, но не может ничего вспомнить. Актер сначала не сумел расслабиться, потом не сумел сконцентрироваться и всё продолжал искать насмешника, который не верит в его способность справиться с этой ролью. Он очень старался, но не мог себя заставить действовать точно по сценарию, хотя сценарий был хороший и роль свою он знал, и оператор был великолепен и старался, как всегда, поменьше исправлять и направлять. А Педрунчик вдруг сам для себя неожиданно останавливался, оборачивался, рыскал глазами по сторонам, открывал рот, как будто пытался что-то сказать, замирал на месте, ничего не узнавая, не видя и не чувствуя того неизвестного, того человека-невидимку, который его преследовал.
