— Слушай, Жора! Мировая идея! Ты же в колхоз свой рвешься. Я тебе укажу надежный фарватер. Закати концерт по всем правилам — и в два счета окажешься под родной крышей. Мушкелем[1] мне по черепу, если держать тебя станут!
Видно, совсем ослеп Пудов. Сотворил «концерт». Заявился на корабль навеселе, да еще с опозданием.
Это переполнило терпение товарищей. Поведение Пудова разбиралось на собрании личного состава корабля. Чего только не пришлось выслушать Григорию! Да, друзья говорили, что ему не место в их коллективе, что он позорит их, позорит корабль. Кое-кто требовал и под суд отдать. А дружок сидел в углу и стрелял в Григория косым взглядом, в котором были и панический страх и мольба: «Не выдавай!» Пудову не до него. Сидел понуря голову и проклиная себя на чем свет стоит. На кого променял он товарищей? Чем больше его ругали, тем сильнее он чувствовал, как дороги ему эти люди. Он делил с ними тяготы долгих походов, горести и радости, вместе с ними мерз в холода и изнывал от жары, не спал сутками и уставал так, что едва хватало сил дотащиться до койки. Эти люди ругают его, но сколько раз они выручали в трудную минуту, а разразись беда, они — Григорий убежден в этом — себя не пожалеют, чтобы спасти его. Ведь это подводники, которых сама служба заставляет делиться с товарищем всем, даже последним глотком воздуха. Почему он раньше не ценил их дружбы? Теперь ему не простят.
И когда спросили его, что он сам хочет сказать напоследок, Григорий долго не мог начать. Наконец выдавил со стоном, что ему стыдно, ему тяжело и он просит об одном: чтобы его оставили на корабле. Кубрик гудел:
— Надо было раньше думать!
— Слишком поздно о стыде вспомнил…
— А нам за тебя не стыдно?
Председательствующий поднял руку, взывая к тишине:
— Будем решать, товарищи.
— Дайте мне слово! — раздался спокойный голос. Встал старшина Селиверстов. Пожалуй, упреки его были самыми убийственными. Но потом сказал:
— Я знаю, Пудов попал под дурное влияние. Это не к его чести. Что, у него своей головы нет на плечах? Что, вокруг его настоящих товарищей нет? Тяжелая его вина. Но я уверен, он может исправиться, если захочет. А мы ему должны помочь.
Выступление свое Селиверстов закончил так, как никто не ожидал:
— Прошу перевести Пудова в наше отделение. Попытаемся сообща вывести его на правильный курс.
Это ошеломило всех. Еще бы! Отделение старшины Селиверстова — отличное. Его в образец ставят. И вдруг в такое отделение брать самого недисциплинированного матроса?
