Но вот, кажется, и знакомые места!
Конечно, это они! Попался участок дороги, на большом протяжении которого почти все деревья были снесены огнем артиллерии. По сторонам, в кюветах валялись развороченные пушки, минометы, трупы солдат…
Отсюда хорошо был виден холм, на котором стоял… да, стоял этот дом. Теперь вместо него — груда щебня. Изредка видно движение людей. Чем ближе мы подъезжаем к позициям роты Александрова, тем страшнее картина боя. Но сейчас нас волнует не она, а судьба роты. Головня даже высунул голову из-за ветрового стекла, чтобы лучше видеть, что впереди.
Машина остановилась в том саду, где не так давно стояла машина полковника.
Нам навстречу тяжелой походкой, прихрамывая, шел старшина Сметанин, голова его была перевязана, а левой рукой он опирался на суковатую палку. За спиной болтался автомат, из кармана торчала длинная обойма.
— Где капитан Александров? — спросил Головня.
— Там он, — показал старшина в сторону разрушенного дома. — Еле разыскали среди убитых, — голос его дрогнул. — Помирает… Не могу смотреть. Ведь мы с ним три года плечом к плечу…
Старшина низко опустил голову и по-детски всхлипнул.
Он медленно пошел, опираясь на свою палку в ту сторону, где в прошлый раз распекал ротных шорников за плохо починенные уздечки.
Только вряд ли мог сегодня этот исполнительный, честный и храбрый солдат зорко смотреть за ротным хозяйством: слишком велика была утрата…
Капитан Александров лежал на большом трофейном ковре, прикрытый сверху плащ-палаткой. Землистого цвета лицо было спокойно. Иногда он открывал глаза и устремлял зрачки прямо в небо перед собой. Дышал он часто и глубоко, что-то булькало у него в горле. На плащ-палатке уже появилось кровавое пятно. У изголовья умирающего сидела медсестра (я узнал ее — это была та самая сестрица, которую оберегали солдаты от вражеских мин). Она вытирала ватой струйки крови, медленно стекавшие у него изо рта. Плечи сестры вздрагивали, она плакала, и крупные слезы падали ей на руки и на лицо умирающего.
Вокруг в тяжелом молчании стояли гвардейцы. Их осталось немного: человек тридцать.
— Где остальные? — спросил Головня, обращаясь к стоящему рядом пожилому солдату.
— Раненые в санбат отправлены, убитых еще не собирали.
Головня опустился на колени и тихо сказал:
— Товарищ капитан!.. Сергей Иваныч… Сережа!
Проблески сознания появились в глазах капитана.
— Это ты… Ну, вот и все… — Легкая улыбка на миг озарила его лицо, но тут же погасла. Взор его вдруг стал жестким и грозным, он рывком приподнялся на локтях и крикнул:
