— Только загляните на секунду, послушайте, что несет там этот одержимый! — чувствовалось, что пастор Готхард все никак не мог успокоиться.
— Не к лицу мне появляться в таких заведениях, — с деланным сомнением сказал отец Густав, но все же подошел, приоткрыл дверь в трактир и поморщился от табачного дыма. Публика была так поглощена историями барона, что священника никто не заметил. Барон Мюнхгаузен под одобрительный гул присутствующих продолжал рассказывать о своих приключениях на сырном острове:
— В отличие от нашего, хлеб у них растет на колосьях в виде готовых булок. Кроме молочных рек, то и дело пересекающих остров, мы за время пребывания там нашли еще около десятка рек винных…
Отец Густав резко закрыл дверь.
— Да, пастор, должен признать, что на этот раз вы правы. Хлеб на колосьях вместо булок и винные реки! Нормальному человеку такое и в голову не придет. Это, действительно, какая-то бесовщина.
— Я же и говорю, в наш век Просвещения, когда каждый знает…
Но отец Густав не слушал его. Священника на самом деле взволновали вовсе не сами россказни барона, о которых он был и так наслышан. Однако, заглянув в трактир, он увидел нескольких своих прихожан, а это больно ударило его по самолюбию. Католичество только начало восстанавливаться в этих местах после гонений реформаторов, и отец Густав чувствовал особую ответственность перед Господом. Именно ему, священнику единственного католического храма, надлежало вернуть многих заблудших овец в лоно истинной Церкви. Он всегда так тщательно готовился к проповедям, так убедительно доказывал людям пользу благочестивого образа жизни. А его прихожане, оказывается, проводят время, не размышляя о Господе, а сидя в грязном трактире и слушая бредни какого-то сумасшедшего. Может, даже специально приехали для этого в Геттинген. Как такое могло случиться? Что если, и вправду, этот барон одержим дьяволом? Священник мрачно посмотрел на пастора, не в силах скрыть своего раздражения.
— А еще он утверждал, что является незаконнорожденным сыном папы Климента XIV, — не преминул съязвить пастор. — Ну, это-то, вероятно, не самая неправдоподобная его выдумка…
— Возможно, у меня есть идея… — задумчиво произнес, наконец, отец Густав. — Кажется, с вами вместе в университете Геттингена учился некий Распе? Вроде, его звали Рудольф. Помните такого?
— Прекрасно помню, — удивленно ответил Готхард, — Рудольф Эрих Распе. Он был законченным жуликом. Учился наукам и филологии, неглуп, даже талантлив, но очень нечист на руку. Да он и сейчас прячется в Англии, после того, как пропала коллекция вверенных ему монет в Касселе.
