Яков Оксман зорко приглядывался к тому, что творится кругом. Он видел, что фундамент подрыт со всех сторон, что уже одна за другой рушатся стены, и, тоскуя всей душой по старой, крепкой, хозяйской жизни, чувствовал, что, должно быть, ее уже не вернуть. А расставаться с ней не хотелось, ох как не хотелось…
Новый порыв ветра заставил его прийти в себя. Он потер лоб рукой, точно припоминая что-то.
— Забыл поставить подпорки в саду… Такой ветер, а ветки не подвязаны. Что делать с садом, а, Юдка?
— Стрясти! — с неожиданным азартом прошептал Юдл. — Чего вы ждете? Стрясите яблоки. Слышите? Половину перетащите ко мне в клуню, у меня будет цело…
Оксман пристально посмотрел на него.
— Скажи мне, Юдл, ты таки совсем не боишься?
— Я? Чего мне бояться?
— Ой, Юдл, Юдл! Смотри! Если будет коллектив, хлебнешь и ты горя…
— Я?! — Юдл вскочил. — Скорее они у меня заплачут…
Он беспокойно повертелся по клетушке, потом вдруг вытащил из коробка спичку, зажег и наклонился к Оксману.
— Вот так…
— Ты что?
— Да ничего… — И крутнул спичку пальцами, погасил. — Ничего… Огонек — хорошее дело. Вот в успеновском коллективе, к примеру, помните?
Оксман теребил жидкую бородку. Он и хотел что-то сказать и боялся чего-то — того ли, что в нем самом шевелилось, другого ли… Сейчас больше всего хотелось Оксману убраться отсюда. Он наскоро попрощался и пошел к двери.
— В Успеновке? — бормотал он уже на ходу. — Постой! Кто это из Успеновки работал у меня прошлым летом?
Второпях он запнулся о порог, ушиб ногу, но быстро засеменил дальше, стараясь не оглядываться на Юдла. — Вы огородами, реб Янкл, огородами… Так оно спокойнее.
Проводив Оксмана, Юдл заложил дверь ломом и вошел в комнату. В лампе выгорел керосин, и обуглившийся фитиль коптил так, что стекло стало черным.
Иоська уже спал. Бумага, на которой он писал лозунг, свалилась на пол. Юдл поднял ее, прочел и аккуратно разложил на столе, чтобы не маралась.
Загасив лампу, он улегся рядом с женой.
— Мы еще посмотрим, слышишь, Добця? Ну-ка, придвинься! Мы еще посмотрим, как оно обернется…
10
Хутор спал, а в красном уголке все еще светились окна.
Собственно, обо всем уже договорились, и Хонця готовился идти в Ковалевск просить, чтобы колхоз «Нове життя» передал на время трактор бурьяновскому коллективу. Но напоследок снова разгорелся спор о жеребятах. Матус, заведующий кооперативной лавкой, присланный в Бурьяновку год назад, шагал из угла в угол и раздраженно говорил:
— По-вашему, если польет дождь, тоже кулаки будут виноваты, так, что ли?
