Обрадованная, улыбающаяся, она подняла красивую голову, откинув назад свои золотистые локоны.
— Всю ночь я думала о тебе, Соля. Ты стал таким мужественным, как будто даже вырос, но, когда вышел на сцену, я тебя сразу узнала и чуть не крикнула: Соля! Ты меня тоже увидел? Среди тысячи людей узнал меня. Ты играл, а я все время смотрела на тебя, и казалось, что ты со мной разговариваешь, вспоминаешь те летние дни и вечера. Я чувствовала, что ты играешь для меня. Я всем сердцем чувствовала это…
И мужчины и женщины, проходившие мимо, с восхищением смотрели на нее.
— Сердце тебя не обмануло, — сказал я, коснувшись ее руки.
Она слегка вздрогнула.
— Соля, хочешь, поедем в Летний сад или, знаешь что, давай отправимся в Петергоф. Там так хорошо. Это доставит тебе удовольствие, и немного отдохнешь. Тебе обязательно надо отдохнуть перед концертом.
Я согласился бы с удовольствием побыть с ней эти несколько часов, если б она сохраняла душевное равновесие. Если б она не была в такой экзальтации. Поехал бы с ней, куда бы она ни пожелала. Но в таком состоянии, в каком она находилась, я не мог себе этого позволить.
— Ну, что ты раздумываешь? Пойдем, — сказала Ехевед.
— И что ты потом скажешь Геннадию Львовичу?
— Он мне доверяет. И я ему тоже. Если он задерживается, значит, ему так нужно. И если он мне не рассказывает, я даже не спрашиваю, так же и он.
— И у вас всегда так?
— Во всяком случае, до сих пор так было. И сегодня, перед тем как встретиться с тобой, я сказала ему, куда иду.
— Зачем? Зачем тебе понадобилось это говорить?
— За девять лет у меня не было от него секретов. Никогда, до… вчерашнего вечера. Это меня мучило. Вот утром и сказала. Я не могла иначе, Соля. Не могу обманывать.
— А он? Что он сказал? — спросил я, окончательно решив никуда с ней не ходить.
— Он?.. Геннадий Львович исключительный, редкий человек.
— Ты не думаешь, что это может его задеть?
— Но он же мне доверяет, — с чисто женской гордостью ответила Ехевед.
— А уверена ли ты, что и теперь заслуживаешь полного доверия? — осторожно спросил я.
— Не спрашивай. Не знаю. Теперь ничего не знаю. Ах, Соля, что-то со мной неладно… Зачем, зачем ты только приехал?!
Да, все теперь ясно. С ней вообще нельзя встречаться. Слишком дорога мне эта женщина, чтобы ставить под угрозу ее до сих пор счастливую семейную жизнь.
— Тем, что ты рассказала, — заметил я, — добра ты ему не сделала. Геннадий Львович человек тонкий, умный, он, пожалуй, тебе ничего не даст заметить, но в душе застрянет пусть совсем маленькая, и все же болезненная заноза.
