— Да ещё как!
— Тогда становитесь рядом.
— А я? — вскочила уже заметно грудастенькая девчонка Варька.
— Тебе ж только одиннадцать, кавалеру твоему двенадцать.
— Да мы с Тишкой уже год как трахаемся как взрослые, — выпалила Варька и спрятала покрасневшую рожицу на груди Тихона. — У меня уже сиськи есть. Волосы растут под мышками и везде, где надо.
— А! — махнул рукой батюшка Пётр. — Одним грехом на душе больше — всё равно мне отвечать за все сразу. Становитесь в ряд с брачующимися!
— Может, и дошколят переженим? — зло прошептал Павло.
— Апостол Павел видел в браке спасение от погибели души. Возраст вступления в брак не указал.
Марьяновна покачала головой:
— Плохой из тебя поп, Петя.
— По-твоему, лучше и дальше поощрять детский блуд?
— В наше время такого не было.
— В ваше время как раз-то и установилось царство свободной любви и педерастии, Марьяновна. А мы теперь пытаемся уничтожить промискуитет.
— Чаво?
— Свободную любовь, дворняжью случку. А теперь — торжественное молчание. Совершается Божье таинство.
Все поднялись со скамей. Поп Пётр, в чёрном колпачке и подряснике из чёрной же крашенины обошёл присутствующих с кропилом и кадилом, искусно выполненным Артёмом и Димоном. Для кадила целый месяц собирали сосновую живицу. Обряд венчания был сокращён до предела.
— Венчается раба божья Наталья рабу божьему Арсению и наоборот… Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится мужа своего… Аминь! Совет вам да любовь! Веди, Наталья, юного мужа в свой дом к вашим детям.
— У меня свой только один. Трое приемышей.
— У вас теперь все дети свои. Объявляю вас мужем и женой и благословляю латунным крестом, отлитым Димоном. Если чистить этот крест каждую неделю землёй, то не отличишь от золотого. Следующая пара у нас…
Поп наскоро всех окрутил, поздравил молодожёнов и отпустил с миром.
— А свадьбы когда? — охнула Марьяновна.
— Свадьбы справим после уборки урожая зимой на святках. Летом и осенью не до гульбы.
Было ли это настоящее церковное таинство? Жизнь покажет.
* * *
В церкви остались только Пётр с бывшей власовской унтер-офицершей Манькой и её детьми.
— Ты что, подлюка, меня на смех всем бабам за яловку оставляешь?
Пётр вынул из-за пояска и согнул в руках плётку так, что косточки на кулаке побелели.
— Запугать удумал? Уже пужатая.
— Учить тебя, Маня, я в церкви не стану. Но за сараем снова отделаю так, что чертей своих забудешь, а святых и праведных припомнишь по именам и праздникам.
