Он был слишком добр и слишком благороден для ожидавшей его судьбы.
Чем дольше я на него смотрела, тем больше меня одолевала печаль.
Светильники догорали. Шатер казался мне все более мрачным и совершенно безысходным пространством.
Меня душила тоска.
Тело сотрясала дрожь.
Я взяла его меч.
Размахнулась и одним сильным ударом обезглавила его.
Меня ужаснула судорога тела, лишенного головы.
Оно дернулось, словно собираясь вскочить на ноги.
Потом глухо упало с ложа наземь.
Меня стало мутить от кошмара, который я сотворила собственными руками.
Но при мысли о часовых, стоявших перед шатром, слабость прошла.
Страх пересилил отвращение.
Я подумала о том, что стража могла слышать удар меча или звук упавшего тела.
Не выпуская из рук окровавленного орудия убийства, я стала ждать солдат, которые могли вот-вот ворваться в опочивальню.
Но, к счастью, этого не произошло.
Я взяла в руки голову Олоферна и обернула ее своим платком, а потом еще и плащом.
Несколько раз глубоко вздохнув, я стиснула зубы и направилась к выходу.
Проходя мимо часовых, я произнесла дрожащим голосом:
— Господин приказал его не будить.
Что произошло, когда я вошла в наш шатер, неся в руках голову Олоферна, сегодня в Иудее знает стар и млад.
Лучше сказать так: каждый думает, что знает, что там произошло.
Потому что никто, кроме меня, не видел перекошенного лица моей служанки Шуа, обомлевшей при виде безжизненной головы грозного врага нашего народа.
Она стала метаться по шатру в поисках сумы, ругая себя за то, что не может найти единственную вещь, которая была поручена ей, — вещь, необходимую для завершения нашего предприятия.
— О Господи, куда пропала сума? Куда она могла запропаститься, о, Господи, Боже мой…
Она повторяла это все быстрее и быстрее, точно подгоняя себя. Я схватила ее за руки.
— Перестань! Успокойся! Не бойся! Все кончилось. Мы совершили то, ради чего сюда пришли. Обуздай себя! Сума рядом с твоей постелью. Ты знаешь, что ты должна делать.
Она пристыженно кивнула головой.
Дрожащими руками Шуа положила в суму голову Олоферна.
Как уже повелось в эти дни, мы подошли к передовым постам ассирийского лагеря и прошли вперед, чтобы «подразнить» обитателей Ветилуи.
Мы шли очень быстро, с трудом переводя дыхание.
Проснувшиеся ассирийские солдаты, уже привыкшие к нашим утренним появлениям, не обращали на нас особого внимания. Зато мы усматривали в каждом их взгляде тень подозрения.
Пройдя половину расстояния между лагерем ассирийцев и нашим городом, мы не остановились, как обычно, но направились к воротам города.
