— Я хочу, чтобы ты это знала. Я люблю тебя так, как никогда никого не любил. Ты — самое большое счастье, которое мне довелось пережить. Ты не похожа ни на одну из встреченных мною женщин. Ни одна царица не сравнится с тобой. Я хочу, чтобы ты знала: моя жизнь мне не принадлежит. Я всегда был орудием в чужих руках. Одним я приносил удачу, другим — горе. За последние десять лет я осуществил великий замысел моего царя. Я совершал зло, но в пределах необходимости. Если бы и замысел, и его воплощение были в моей воле, поверь, наш мир был бы гораздо счастливее, а я никогда не стал бы провозглашать себя богом, как сделал этот безумец. Сегодня я осознал, сколь уязвима моя душа. Моя жизнь без тебя не имеет никакой ценности. Такая жизнь мне не нужна.
Он снял с пояса меч и опустил его рядом с нашим ложем. Потом он сказал:
— Станешь ли ты моей супругой или лишишь меня жизни, — так или иначе, моя судьба будет отмечена тобой.
И он протянул ко мне руки, словно умоляя о пощаде. Я разразилась рыданиями, горькими, неудержимыми.
Я оплакивала его.
Я оплакивала себя.
Я оплакивала наши печальные судьбы, пересекшиеся, как две падучиe звезды, и причинившие боль друг другу.
Мы упали в объятия друг друга.
Я прижалась к нему в поисках убежища и спасения.
Я припала к нему как к источнику своих слез.
Господь свидетель, что никогда еще два существа, столь противоположные во всем, не обнимали друг друга с такой любовью, сознавая, что одному из них суждено стать палачом другого.
Выплакавшись, я предалась его ласкам. Прикосновения его рук вызывали в моем теле отклик, то успокаивая, то возбуждая его, зовя к прощальной любовной игре.
Я любила его в ту ночь так, как никто никого никогда не любил. Я хотела одарить его на прощание невиданными наслаждениями, смягчить медом любви горечь предстоявшего нам.
О Господи, какая печаль прорывалась в наших прощальных поцелуях, умножая боль и тоску.
Наша повесть близилась к концу, и ясно было только то, что меня ожидает огромная потеря.
Прекрасный полет ввысь превратился в падение с головокружительной высоты.
Время в стремительном беге покидало меня.
И уже больше не оставалось ни минуты для новых отговорок и попыток продлить век нашей любви.
На рассвете он уснул.
Или притворился спящим, чтобы помочь мне совершить задуманное.
Я смотрела на его высокий лоб, на правильную, благородную линю носа, на легкую седину на висках — признак подступавших зрелых лет.
Он был красив так, как только мог быть красив мужчина в моем представлении.
