— Ты думаешь, я не ведаю, что творю? Или ты во мне сомневаешься?
— Я опасаюсь ваших вздохов и стонов, в которых слышится взаимное наслаждение. Как бы твоя страсть к этому мужчине не перевесила любовь к тем, кто остался за стенами Ветилуи.
Это была уже чрезмерная дерзость, уколовшая меня в самое сердце. Я осадила ее гневным взглядом.
— Твои речи лишены смысла! Там, в городе, мои родители, мой брат и все, без кого я не мыслю своей жизни. Пойми, Шуа, вопрос не в том, убью ли я Олоферна. Важно продумать, как это лучше сделать.
Мне удалось ее успокоить.
Она снова поверила мне.
Я же снова усомнилась в себе.
Около полудня Олоферн снова прислал за мной часовых.
В южной части лагеря было устроено состязание в воинском искусстве.
Два десятка солдат бились друг с другом зачехленными мечами, а многочисленные зрители их громогласно подбадривали.
Они сражались ожесточенно, как в настоящем бою.
Стремление победить, побороть соперника делало взрослых мужчин похожими на мальчишек, готовых на все, лишь бы выделиться в глазах окружающих.
Ясно было, что мое присутствие было для них лишним поводом, не слушая голоса рассудка, вступать отнюдь не в безопасные поединки.
Закаленные солдаты, полные сил, они сознавали, что за ними наблюдает женщина, удостоенная внимания их полководца.
Наиболее искусным бойцом показал себя высокий, сильный юноша, по плечу которого в конце состязания струилась кровь.
Победителю вручили от имени Олоферна великолепный меч и освободили его на две недели от несения сторожевой службы.
В то время как внимание собравшихся было приковано к поединкам, я поймала себя на том, что мой взгляд все чаще устремляется не на сражавшихся солдат, а на Олоферна.
Да и он тоже то и дело отвлекался от состязания, ища моего взгляда.
Он хотел понять, как я воспринимаю происходящее.
Несомненно, все эти упражнения в воинском искусстве были устроены в мою честь.
Вторую половину дня я провела вместе с Шуа, которая хранила зловещее молчание.
Она поняла, что все ее предостережения, равно как и мои ответы на них, излишни.
И в самом деле, мы обе сказали друг другу все, что было можно, о неотвратимости того, что должно было случиться.
Но я чувствовала, что между нами пролегла скользкая тень недоверия.
Она сомневалась в моей решимости и опасалась, что часы, проведенные в любовных играх с Олоферном, поколебали мою отвагу.
Между тем неумолимо приближалась ночь.
Как я хотела оттянуть ее наступление. Я мечтала о том, чтобы небеса разверзлись и ливень затопил бы пространство между Ветилуей и ассирийским лагерем. Я больше не хотела быть той несчастной, которую судьба избрала для поступка, превышающего возможности слабой женщины.
