А вокруг их костра каждую ночь бродили волки…
В общем, кобылу они закололи и напились ее крови, как то положено по обычаю. Зура раньше никогда не пила конскую кровь — детям это не дозволялось. Но брат сказал: ничего, акай. Выросла уже.
Ашифуна потом пришлось продать богатым купцам в Черкеле. Гиблый был город, пустой; некуда деться. Только пустынные ветры выли на окраинах. Через пустыню было не перейти в одиночку, только примкнув к каравану. Но купцы не соглашались брать брата и сестру за отработку, ставили условие — коня.
Зура первый и единственный раз видела, как брат плакал: прощался с Ашифуном. Ох, какой был жеребец! Статный, белогривый, как положено породистому степняку, поджарый и быстрый как ветер! Сколько он носил мать в сражения — и не сосчитать. А какие у него сильные были ноги, какая прямая спина, как он трепетал в предчувствии славной гонки! Было от чего заплакать.
Но Зуре, честно говоря, было жальче Сейген, которую она сама кормила травой с ладошки, когда та была жеребенком. Ашифун-то оставался в живых…
Но Ашифун не пережил переход через пустыню: один из оазисов замело песком, воды не хватило, и купцы забили всю живность, включая лошадей.
Поэтому так и вышло, что, когда пришла пора наниматься в отряд, у них с братом не было на двоих даже одной лошади. А всем известно, что степняки сражаются лучше всего конными.
— Ну, — сказал начальник отряда, — одна запасная кобыла у нас есть. Не разучился-то ездить верхом, Камил?
Брат только презрительно раздул ноздри: легче разучиться ходить, чем держаться на лошадиной спине!
— Ты только дай мне поводья, а там увидишь, как я разучился, Олвен, — сказал брат.
Олвен и двое ближних его бойцов расхохотались.
— Посмотрите, как отчаялся этот некогда гордый мальчишка! — сказал один. — Настолько, что готов ехать в бой на кобыле!
И в Роне, и в Гериате считалось, что кобылы для битвы не годятся.
Брат только пожал плечами. И, выше насмешек, подошел к лошади: сильной и крепкой, неплохих кровей и неплохой выучки — ничего особенного, но и стыдиться нечего. Брат погладил круп и гордо изогнутую шею, потрогал уши, пошептал в них, а потом раз — и вскочил в седло. И снова стал почти настоящий, почти как прежде.
— Будешь держаться за стремя, акай, — сказал он Зуре. — И попытайся сшибить моих противников с седла.
То был первый бой, когда Зура дралась с браслетом. Первый же ее настоящий бой, если не считать стычек в подворотнях. Тогда человеческой крови впервые попробовал ее топор. Да и браслет к исходу был в крови. И она сама.
