— Пускай.
Лебедь затанцевал, пошел боком, попытался скакнуть, но, почувствовав крепкую руку, смирился. И тут Юрша сделал поступок, на который решился бы не каждый всадник: он направил Лебедя к царю прямо через трупы волков. Зрители замерли, все понимали, что это значит, особенно для горячего коня. Лебедь встал на дыбы, сделал попытку отвернуться, захрапел. Но Юрша не менял направления, легонечко трогал коня плеткой, тот уступил и красивым прыжком перемахнул через трупы. Кое-кто не удержался от возгласа удивления. Юрша остановился перед царем, в поклоне пригнулся к шее коня и, выпрямившись, сказал:
— Государь, твой слуга не достоин такого подарка. Этот конь должен носить царя.
Боярин Прокофий закивал и скороговоркой:
— Истину, истину говорит десятник. Я ему другого коня дам, два дам...
Иван деланно засмеялся:
— Слыхали? Боярин с царем не согласен! От себя еще деньгу десятнику жалует! Ну как, Прокофий, одной деньги не мало ли?Боярин залебезил:
— Не мало, государь, не мало.— То-то... А ты, Юрша, сей день сослужил мне изрядную службу, больше той, о которой ведаешь. Этот конь — малая награда.
Юрша не понял намека, однако у него хватило толку с поклоном сказать:
— Благодарствую, великий государь! Пока жив, верным слугой тебе буду! Разреши на место встать.
Иван не ответил, только рукой махнул. Под завистливыми взглядами детей боярских Юрша малым галопом проскакал кругом и встал позади царя рядом со Спиридоном, тот наклонился к нему:
— Ловок ты, десятник! Всех обскакал! Ну, теперь держись!
Иван с усмешкой оглядел притихшую свиту.
— Что ж, бояре, травля удачной была. Спаси Бог тебя, Афанасий. Теперь и отдохнуть не грех.
Тронул коня, рядом с ним поехали отец и сын Морозовы, остальные начали занимать свои места по чину. В это время ветерок донес песню селян. Иван придержал коня, прислушался. Прокофий возмутился:
— Поют, треклятые! Про пост забыли! Афоня, утихомирь!
Иван остановил боярина:
— Не надо! — Некоторое время он задумчиво прислушивался к пению. — Вот этим могуча Русь. Целый божий день гонял ты их, Афанасий, для нашей потехи, а отдохнули чуток и запели... Они знают, Прокофий, что Петровки на дворе. Это у них русская душа поет.
Царь тронул коня и медленно поехал навстречу крепнувшей песне. Все двинулись за ним в полном молчании, только всхрапывали кони.
Неподалеку понуро стоял на трех ногах царский аргамак. Иван подъехал к небу. Конь даже не поднял головы, у него из глаз катились слезы. Иван, быстро отъехав, приказал:
