Буран и Злодей вылизали мои ладони дочиста, а потом, когда я мазал им холки, они обнюхали и заслюнявили весь карман, откуда я доставал овес. Умные стали, умные и смирные до слез. Они напились из кадки теплой воды и покорно пошли рядом на залог, куда я отгонял их каждый вечер.
Ножиком и стекляшкой я стал шлифовать топорные выемки ярма. Надо сразу было сделать, не сбил бы холки. О машине мечтаю, Пашку ругаю, а сам додуматься не мог, на деда Кузьму понадеялся. А ему тыща лет, спасибо, топором-то хоть успевает. Надпись вот успел, старый хрен, не забыл — «Зделано в СССР». Если так делать, никогда фашистов не расколотим.
IV
Комбайны, опорожнив бункеры наполовину, двинулись дальше по загонке, а я никак не мог выехать на полевую магистраль: земля на жниве мягкая, колеса тонут в ней на четверть, в бестарке почти полтора кубометра зерна — тонна с гаком, шестьдесят пудов, не считая гака.
Я ругался с комбайнерками, не хотел столько нагружать, но бабы огрызались сердито, отчаянно: их тоже подгоняли, пугали дождями и гибелью урожая, обещали премию натурой — двадцать пять пудов хлеба, если дадут по две сезонных нормы.
Буран и Злодей стояли на коленях в ярме, нюхали жниву, отдыхали. Я раздевался перед ними: снял рубаху и заправил ее под ярмо Злодею, потом снял штаны, чтобы спасти холку Бурана. Везти полную бестарку жнивой им было не под силу, они тянули ее рывками, падая на колени. Выгнут хребты дугой, напружатся, а потом грохнутся разом на колени и, сорвав бестарку с места, вскакивают, волокут метров десять. Потом опять падают. Сейчас они упали в изнеможении и не встанут, пока не покажешь кнут.
— Поднимайтесь, хватит! — Я стоял перед ними голый, с одним кнутом. — Долго простоите, опоздаем на разгрузку, галопом погоню тогда. Ну! — Я хлопнул кнутом по жниве.
Волы встали, осторожно натянули ярмо: проверяли, что это положил я им на шеи. Видно, им понравилась мягкость одежи, потому что едва я взялся за налыгу, они дружно рванули и пошли за мной, часто-часто перебирая ногами в мелком торопливом шагу.
Магистраль была потверже, а потом мы выбрались на укатанный проселок, по одну сторону которого паслись на залоге жеребята под присмотром Мустафы. Мустафа увидел, что я нагишом, и подошел узнать, не случилось ли чего. Увидев, что я вынимаю свою одежу из-под ярма, похвалил:
— Якши, малай, хорошо. — И съел черную ягоду паслена из пилотки, которую держал в руке. Полная пилотка у него была этих ягод. — Хочешь?
