Воодушевленные этим событием, утвердившим нас в надежде, что на той стороне Луны, а может быть, и раньше, мы найдем менее разреженный воздух, мы начали спускаться назад к Морю Имбриум, снова в хорошем настроении, хотя, собственно, цель нашего путешествия не была достигнута: мы не нашли дороги через кольцо Платона. Спускаясь, мы разговаривали о том, что следует делать дальше. Может быть, к западу от Платона мы и нашли бы место, где можно было бы выбраться на обрывистый склон возвышенности, но не стоило рисковать. Если бы нам не удалось это, пришлось бы преодолеть тысячу километров, прежде чем мы обошли бы Море Имбриум с запада. Значительно надежней будет повернуть сразу на восток. Может быть, удастся пройти по уже упомянутой поперечной долине в цепи Альп, а даже если это окажется невозможным, то и обходя всю цепь, мы удлинили бы свой путь относительно немного.
С таким решением мы спустились в долину. Каков же был наш ужас, когда мы не обнаружили нашего автомобиля в том месте, где он должен был находиться! Сначала мы подумали, что просто заблудились, но нет, окрестности были те же самые, прекрасно были видны камни, за которыми мы оставили автомобиль. Несмотря на усталость, мы бегом кинулись к ним, не доверяя собственным глазам. Автомобиля не было. Мы старались найти следы его колес, чтобы выяснить, в какой стороне его искать, но на скалистом грунте не смогли обнаружить ничего. Нас охватило отчаяние. Продукты, которые мы взяли с собой, были уже съедены, воды осталось совсем немного, а запасов воздуха могло хватить едва на несколько часов. Варадоль начал кричать, забыв, что единственным существом, которое могло бы услышать его крик — это я, соединенный с ним трубкой для переговоров!
Мы отправились на поиски. Исходили все окрестности, потратив на это шесть часов, но автомобиля не было и следа. Вернувшись на старое место после бесплодных поисков, мы почувствовали, как нам начинает досаждать голод, вода уже закончилась, а запасы воздуха были на исходе. Мы бессильно опустились на землю в ожидании смерти. Варадоль громко ругался, а я в отчаянии ломал себе голову над тем, что могло заставить их уехать до нашего возвращения. Внезапно у меня блеснула мысль, что Томаш сбежал от нас сознательно, чтобы обречь нас на гибель, движимый болезненной ревностью, проблеск которой я уже однажды заметил у него, когда он говорил о своей смерти и о Марте. Бешенство охватило меня. Я вскочил на ноги, чтобы бежать, догнать его, отомстить, убить — чтобы…
